Фашисты

У основателей радикального движения редко можно найти обычную трудовую биографию. Но где тут причина и где следствие? Верно ли, что в погоне за радикальными политическими целями фашисты растрачивали семейные состояния, пренебрегали возможностями получить хорошее образование или сделать карьеру? Как мы увидим далее, многие весьма респектабельные люди восхищались беззаветным идеализмом сквадристов

. Неужто их восхищали люмпены, маргиналы, преступники? Очень сомневаюсь. На мой взгляд, это яркий пример склонности историков очернять фашистов вместо того, чтобы относиться к ним всерьез.

Итальянских фашистов (как и фашистов в других странах) часто изображают как маргиналов, страдающих от экономических и социальных лишений. Верно ли, что популярность фашизма росла вместе с безработицей? Было ли среди фашистов особенно много безработных? Для ответов на эти вопросы нам недостает информации. Цифры Барбальи (Barbagli, 1982: 110–128) показывают, что в самом деле высшее образование готовило намного больше квалифицированных специалистов, чем требовалось на рынке труда. Нелегко было найти работу молодому учителю, еще труднее — инженеру. Барбальи предполагает, что многие из них становились политическими радикалами, однако признает, что свидетельств этого недостаточно. В любом случае, многие из них должны были находить себе работу в быстро растущем государственном секторе, особенно в управленческом его эшелоне. Верно ли, что интеллигенция страдала от инфляции, безработицы и низких зарплат больше, чем другие группы среднего класса?

Данные Цаманьи (Zamagni, 1979-80: 41–22) показывают обратное. Майер (Maier, 1975: 313) подытоживает свои рассуждения о социальной базе фашизма так: «Итак, загнивающая буржуазия маленьких городков и растущая сельская буржуазия поддерживали друг друга. Обе защищали свой новоприобретенный — или окруженный новыми угрозами — статус и собственность». То есть, получается, и вашим и нашим! Отметим: все эти утверждения совпадают с ранними гипотезами о социальной базе немецких нацистов, выдвинутыми до того, как историки начали исследовать эту тему всерьез.

Серьезные исследования германского нацизма опровергли эти стереотипы: об этом мы расскажем в следующей главе.

Есть и альтернативная позиция. Возможно, интеллигенция, столь ярко и многолюдно представленная в фашистской партии, — это не «низшая», «безработная», «маргинализированная» часть среднего класса, а люди, которых влекло к национал-этатистским ценностям и парамилитарным средствам. Фашистское движение более какого-либо иного привлекало симпатии интеллектуалов. На молодых интеллектуалов — студентов — обаяние фашизма действовало еще сильнее. Отсюда избыточная доля людей умственного труда и множество сочувствующих среди госслужащих. Военные и полицейские офицеры всех рангов настолько симпатизировали фашизму, что министры и префекты не могли заставить их выполнять указы, направленные против фашистов (Dunnage, 1997: гл. 6). Однако с работой у этих людей все было в порядке. До прихода фашистов к власти (как и в других странах) государственные служащие опасались открывать свое членство в партии и партийную активность. В партийных реестрах их доля лишь немного превосходит средние цифры — вплоть до заговора, после которого нужда в конспирации отпала. К 1927 г. в Вероне и Риме государственные служащие составляли в партийных отделениях большинство, их индекс колебался от 3,0 до 5,0 (Revelli, 1987). Рим, столица страны, стал основной цитаделью фашистов — так же как сейчас остается главным городом неофашистов. Возможно, поддержка фашизма исходила не столько от низшей или маргинальной части среднего класса, сколько от среднего класса в целом — от высочайших, самых привилегированных его уровней до низших, самых ущемленных. Этот сектор можно определить через иные, не классовые признаки: мужественность, молодость, военный опыт, образованность, опыт административного управления, относительная удаленность от классового конфликта.

Все это говорит в пользу не столько классовой, сколько национал-этатистской версии аргумента Сальваторелли. Быть может, на самом деле «основных опор» фашизма было как минимум две: 1) буржуазная прослойка на периферии классовых противоречий, поверившая в способность фашизма эти противоречия снять и превзойти; и 2) те, кто в силу своего социального положения стал сторонником парамилитарного национал-этатизма. Учитывая скудость данных, то и другое — не доказуемые истины, а всего лишь более или менее вероятные предположения.