Fatal amour. Искупление и покаяние

— Право слово, дайте же мне собраться с мыслями, Andre, — Марья подняла голову, разглядывая его через густую вуаль.　

Горькая усмешка скользнула по его губам, хмурая складочка залегла промеж густых бровей. Ефимовский протянул руку и снял шляпку с её головы.　

— Хочу видеть ваши глаза, — пояснил он в ответ на недоуменный взгляд.　

Марья глубоко вздохнула, пытаясь обрести решимость, которой ей так не хватало, и заговорила:　

— Andre, я не знаю, кто и зачем стремился опорочить меня в ваших глазах, но то, что вам рассказали обо мне — несомненная ложь, — стараясь не отвести взгляда, произнесла она.　

— Ложь?! — Ефимовский приподнял густую бровь. — По-вашему, Борис, Ирэн, ваш супруг — все они лжецы? — Спросил Андрей, даже не пытаясь скрыть сарказма.　

— Нет! Конечно же, нет, — горячо возразила княгиня Куташева. — Возможно, вам не сказали всей правды.　

— И какая же она, по-вашему, правда?　

— Истина в том, что меня принудили к замужеству шантажом, — Марья отвела взгляд и, не дождавшись ответа, продолжила: — видит Бог, Andre, даже не получив вашего письма, я собиралась отписать вам и, положившись на волю судьбы, смиренно ждать вашего решения, но Nicolas не позволил мне…　

— Никогда не поверю, что Куташев мог вас шантажировать, — гневно отозвался Ефимовский, перебив её.　

— Воля ваша, но именно так всё и было. Nicolas ухаживал за мной какое-то время, и я довольно благосклонно принимала от него знаки внимания, но когда он сделал мне предложение, я отказала ему, — Марья умолкла и перевела дух, собираясь мыслями для продолжения исповеди.　

— Как это случилось? Почему, чёрт возьми, ему вообще пришла в голову мысль волочиться за вами?! — Вспылил Андрей. — О чём вы умалчиваете, Мари?

— Мне нечего от вас скрывать, — Марья широко распахнула глаза. — Мы встретились случайно в Летнем Саду, гуляли, беседовали, князь Куташев пригласил меня в театр, и я ответила согласием. Спустя какое-то время Nicolas стал наносить мне визиты, объявил моему брату о серьёзности своих намерений. Возможно, своим отказом я оскорбила его, и потому Nicolas пригрозил, что поведает в свете о том, что я… — Марья запнулась, не решаясь продолжить фразу.　

— Так какую вашу страшную тайну собирался открыть князь Куташев? — Нарочито равнодушным тоном осведомился Андрей.　

— Nicolas собирался сказать, что я отдалась ему, — выдохнула девушка, отвернувшись к занавешенному окну.　

— А вы, конечно, не были близки с ним?　

— Andre, безусловно, у вас есть все основания мне не верить, тем более, учитывая все обстоятельства моего пребывания в Веденском. Но я готова чем угодно поклясться, что до моего замужества ни один мужчина, кроме вас, меня не касался, — ощущая, как пылают щёки и уши, выдавила Марья.　

— Я польщён, сударыня, — усмехнулся Ефимовский.　

Марья потянулась к шляпке, лежащей на сидении, вспылив:　

— Велите вознице остановиться. Я не намерена и далее выслушивать оскорбления от вас! Андрей, как зачарованный, уставился в полыхающие праведным гневом серо-голубые глаза.　

— Я не желал вас обидеть, Мари. Простите, — он мягко улыбнулся. — Вы не представляете, каким ударом для меня стала весть о вашем замужестве.　

— Что же нам делать теперь, Andre? — Нервно перебирая в руках перчатки, вздохнула Марья.　

— Ничего, Mon coeur. Мы более ничего не можем сделать. Какие бы обстоятельства не предшествовали вашему браку с князем Куташевым, вы замужем, а, стало быть, навсегда потеряны для меня.　

Марья упрямо покачала головой. Невыносимо было даже думать о том, что всё может окончиться вот так. Что их пути разойдутся навсегда, и всё, что ей останется　

— воспоминания и… Мишель. Живое напоминание о том, о ком так болит сердце при каждом вдохе.　

— Вы так легко отказываетесь от меня, Andre? — Произнесла она дрожащими губами, стараясь удержать подступившие слёзы.　

— Ради вашего же блага, Мари. Я не вправе более вмешиваться в вашу жизнь. Я не желаю быть причиной ваших страданий, — Андрей взял её сплетённые пальцы в свои ладони.　

— Откуда вам знать, что мне во благо будет? — Глаза княгини сверкнули в полутьме экипажа.　

Быстрым гибким движением она вкинула руки ему на шею и приникла губами к его.

Ефимовский ответил на её поцелуй, обняв тонкий стан, усадил к себе на колени. Дыхание их смешалось. Марья запрокинула голову, подставляя его губам шею, щёки, полуприкрытые веки. Какое то время в полутьме экипажа слышалось только тяжёлое дыхание мужчины, едва слышные стоны, что не могла сдержать Марья, выгибаясь под настойчивыми ласками сильных рук. Запустив пальцы в шелковистые кудри на его затылке, она заставила его поднять голову, сама нашла губами его губы, приникая к ним, будто умирающий от жажды к прохладному источнику в знойный день.　

— Это сущие безумие, Мари, — хрипло прошептал он, прижавшись лбом к её груди.　

О том, что экипаж остановился, возвестил негромкий стук в оконце.　

— Приехали, барин, — пробасил возница.