Fatal amour. Искупление и покаяние

Полагая, что знает свою супругу довольно хорошо, Куташев был немало удивлён тем, что она не воспользовалась случаем пожаловаться брату на причинённые ей обиды, а пожелала сохранить произошедшее между ними в тайне, насколько это было возможно. А ведь Сергей Филиппович мог бы при желании весьма сильно осложнить жизнь зятю, ведь за два года своего пребывания в столице молодой Ракитин, начавший своё восхождение с должности адъютанта при Чернышёве, сделал, можно сказать, головокружительную карьеру в военном министерстве, и ныне с ним приходилось считаться.　

Куташева мучило чувство вины и раскаяние, но он попросту не знал, как подступиться к Марье. При редких встречах супруга одаривала его полным презрения взглядом и спешила избавиться от его общества под любым предлогом.　

Ежели рассуждать, то они оба были неправы. Николай прекрасно знал о сердечной привязанности Марьи к Ефимовскому, ведь она сама говорила ему о том, да только он не пожелал слушать, полагая, что произнесённое ею признание очередная ложь. Разве она мало лгала ему? Но самой большой ложью было происхождение маленького князя Куташева. И здесь лгали оба: и он, и она. Она делала вид, что он отец её ребёнка, а Николай, прекрасно зная, что этого просто не может быть, с тем соглашался. Они оба жили во лжи, а разве там, где ложь правит бал, можно вести речь о любви или доверии?　

Спустя седмицу Анна Кирилловна, сидя за столом в малой столовой за завтраком, сообщила Николаю, что собирается уехать в Сосновки, да и Софья поддерживает её в желании удалиться на время сезона из шумной столицы.　

— Считаю, что Соне, напротив, на время сезона надобно остаться в столице, — сухо обронил Николай. — Довольно ей в девках ходить, пора бы о замужестве подумать.　

— Позволь, я сама буду решать, что для меня лучше, — взвилась Софья, швырнула накрахмаленную салфетку на стол, поднялась со стула и направилась в сторону выхода.　

— Пока я ещё твой брат, и мне небезразлично, как твоя жизнь устроится, — ответил Николай, не повышая голоса, хотя Софья заметила, как дёрнулся мускул на его гладкой смуглой щеке.　

— По мне так лучше век в девках, чем жить, как ты с Марьей Филипповной, — прошипела княжна, задетая отказом брата отпустить её в деревню. — В доме невозможно находиться! Живём, аки на пороховой бочке сидим, — продолжила она, сверкая тёмными очами, выкрикнув: — не могу я более находиться здесь! Я задыхаюсь тут! Того не скажи, этого не сделай! Устала я, Ники, от такой жизни! С меня довольно! Мы никого не принимаем, никуда не выезжаем! На цыпочках ходим, дабы Марью Филипповну не тревожить, — с этими словами она обернулась на пороге и захлопнула дверь.　

Анна Кирилловна неодобрительно покачала головой, вздохнув:　

— Ники, Сонечка права. Ну, повздорили вы с Марьей, так, сколько можно оскорблённую невинность изображать, будто все кругом перед ней виноваты.　

— Я виноват, — Куташев пристально глянул на свою родственницу. — Я виноват, тётушка.　

— Полно казнить себя. Ежели желаешь знать моё мнение, Марья получила то, что заслуживала. Ей давно надобно было урок преподать, — ворчливо добавила Анна Кирилловна. — Поговори с ней. Жена должна знать своё место, — старушка поднялась из-за стола.　

Оставшись один, Куташев отодвинул от себя тарелку. Аппетит пропал. Конечно, давно пора было поговорить с женой, но не так, как тётка советовала. Надобно было найти в себе силы принести извинения, пусть даже она их не примет, но ему самому легче станет, коли признает свою вину перед ней.　

Раньше он мало задумывался над желаниями и чаяниями других. Всегда поступал так, как считал нужным, не имея привычки оглядываться на тех, кто его окружает. Куташев обратил внимание на Марью ещё в Зимнем, во время императорского бала, но лишь потому, что Андрей попросил его ввести девушку в их круг. Самому Николаю было интересно взглянуть на ту, что сумела пленить Ефимовского. Как же порой прихотливы и переменчивы капризы судьбы! Казалось, что между этими двумя лежит пропасть, которую никому из них не под силу преодолеть, но страсть или любовь, а Куташев всё же предпочитал думать, что именно страсть, толкнула Андрея, обыкновенно рассудительного и щепетильного в вопросах чести, в объятья столь неподходящей для него девицы, оказавшись сильнее ненависти и обид. Он ещё помнил, сколько яда и горечи было в словах Ефимовского, когда он говорил о Марье, но время переменило многое. Вот и сейчас Николай надеялся, что время станет и его союзником и всё вернётся на круги своя.