Когда-то Марья попыталась втянуть его в авантюру, использовать в собственных целях, и пока он не понял того, охотно шёл у неё на поводу. Пора было признаться самому себе, что ей удалось задуманное, он увлёкся, заинтересовался, ведь она так не походила на других барышень, коих он повидал немало до знакомства с ней! Когда же коварный замысел Марьи Филипповны раскрылся, то поначалу он принял единственно верное решение — разорвать, связывающие их отношения. Но в какой- то момент ему в голову пришла мысль о наследнике, и он, вопреки доводам разума, попытался удержать при себе своенравную красавицу, против воли сделал её своей женой. Так есть ли у него ныне право требовать от неё супружеской верности, коли по его прихоти, она разлучена с тем, кого действительно любит? А то что любит — в этом уже не приходилось сомневаться.
Так что, как ни крути, выходило, что Николай виноват. Не часто ему приходилось задумываться над тем, как сказываются его деяния и поступки на судьбах других людей. Что его обыкновенно заботило? Сестра, собственное благополучие, а главное, чтобы никто не вмешивался в его жизнь, не стоял на пути, дабы всё вокруг совершалось по его воле и желанию.
Именно с такими мыслями он ждал возвращения жены, после того, как она отправилась к брату нанести обещанный визит. Марья вернулась от Ракитина под вечер, странно возбуждённая и взволнованная. Она старалась держаться ровно, спокойно, но он видел, как сверкают её глаза, как ей не терпится остаться одной, дабы подумать о том, что, очевидно, стало причиной её беспокойства. Но сам Николай уже настроился на серьёзный разговор и не пожелал его откладывать.
Для начала он попросил прощения. Ему трудно было произносить слова покаяния, не так уж часто приходилось это делать, но понимая, что иначе не получится вызвать супругу на откровенность, он сумел переступить через свою гордость и задетое самолюбие.
— Мне стыдно от того, что я поднял на вас руку, Мари, — стараясь не отвести взгляда, заговорил он. — Для мужчины ударить женщину — значит проявить слабость, и я оказался слаб перед своей злобой и оскорблённым самолюбием, — он всё же отвернулся, будучи не в силах смотреть ей в глаза. — Я прошу вас о прощении и надеюсь, что наш брак ещё можно спасти, коли мы попытаемся понять друг друга.
— Я принимаю ваши извинения, — тихо молвила Марья после довольно продолжительного молчания. — Но что касаемо нашего брака… увы, Nicolas, я не смогу стать вам достойной женой, а вы мне хорошим супругом. Нам лучше разъехаться, — она опустила ресницы.
— Разъехаться?! — Куташев не поверил тому, что услышал.
Николай отошёл от неё, отвернулся. Марья тяжело вздохнула, глядя на поникшие широкие плечи, на сжатые в кулаки пальцы.
— Я настолько противен вам? — Наконец, тихо поинтересовался он.
— Нет, Nicolas, вы вовсе не противны мне. Вы не любите меня, я не люблю вас, зачем же нам мучить друг друга узами ненавистного брака? Сделанного нельзя переменить, но мы можем каждый жить своей жизнью, не мешая друг другу, — глядя на его затылок, ответила княгиня.
— Когда-то я говорил, что не люблю вас, — Куташев обернулся. — И я верил в то, что говорил, но с тех пор многое переменилось, Мари. Переменились мои чувства, ибо… нет, я не ищу себе оправданий, — выдохнул он, — я был ослеплён ревностью и едва ли отдавал себе отчёт в том, что делаю.
— Нет, нет, — Марья затрясла головой, не желая слышать подобных слов, ей не нужны были его признания, не сейчас, когда появилась надежда на воссоединение с тем, кому она принадлежала и душой и телом.
— Маша, — он порывисто опустился на колени перед креслом, где она сидела, попытался завладеть её рукой, но она прижала ладони к груди, не желая, чтобы он прикасался к ней, — Маша, всё переменится, вот увидишь, я переменюсь, у нас всё будет по-другому отныне.
— Нет! Nicolas, ничего уже не будет. Не скрою, иногда и мне казалось, что я смогу полюбить вас, — она откинулась на спинку кресла, опустила ресницы, не в силах вынести его горящего взгляда, — но нынче я боюсь вас. Я не могу любить человека, которого боюсь, — она закуталась в шаль, будто ей вдруг стало холодно. — Поэтому я прошу вас отпустить меня в Ракитино, где я буду жить тихо и уединённо вместе с Мишелем, — ложь легко слетела с её уст.
— Нет, — Куташев поднялся с колен. — Я не могу отпустить вас.
— Я устала, Nicolas, — Марья бросила быстрый взгляд на дверь. — Не вижу смысла продолжать сей разговор сейчас.
— Ступайте, — отпустил её князь.