Fatal amour. Искупление и покаяние

Марья прошла мимо него, оставив за собой аромат резеды и мяты, лакей придержал дверь перед ней и закрыл её аккуратно, без стука, но она всё же вздрогнула, обернулась, нахмурила брови. Вовсе не так она представляла себе разговор с супругом. Она надеялась, что он согласится с её доводами, и тогда у неё не возникнет трудностей с отъездом. Она даже могла бы в самом деле поехать в Ракитино, дабы не вызвать подозрений и там дождаться Андрея, но ныне о том не могло быть и речи. Стало быть, это всё же будет самый настоящий побег. Однажды она уже попыталась сбежать от Куташева, ещё не будучи его женой, что же будет, коли она вновь осмелится на такое? И что тогда станется с Андреем? Марья медленно поднялась по лестнице и вошла в детскую.　

К своему удивлению она застала Софью у детской кроватки, рассматривающей спящего малыша.　

— Какой же он красивый, — шёпотом отозвалась княжна, когда молодая мать приблизилась к колыбели. — У него такие длинные ресницы и глаза… удивительно синие. Я только у одного человека видела такие же, — испытывающе глядя на Марью, продолжила она.　

— Я знаю, по меньшей мере, двух людей… — тихо заметила Марья, любуясь сынишкой.　

— Правда? — Совершенно неискренне изумилась княжна и язвительно добавила: — надо полагать в честь одного из них и назвали сына?　

— Имя выбирал ваш брат, — усмехнулась Марья.　

— Ему ведь уже два месяца, — Софья отошла от колыбели. — Нынче середина октября, а вы с Ники обвенчались в феврале…　

— Мишель родился прежде срока, — отрезала Марья, невольно повысив голос.　

Малыш проснулся и захныкал. Не глядя более на золовку, княгиня устремилась к колыбели, взяла на руки дитя и стала укачивать, что-то тихонько напевая. Софья не сводила с неё глаз.　

— Я знаю, кто его отец, — поджав губы, произнесла княжна.　

— Я его отец! — Услышала Софья позади себя.　

Испуганно ахнув, mademoiselle Куташева обернулась на голос брата. Николай вошёл в детскую, взглядом указав сестре на дверь, и Софья, повинуясь, поспешно удалилась.　

— Я думал над тем, что вы мне сказали, Мари, — наблюдая за женой, медленно произнёс князь. — Я отпущу вас в Ракитино, но Мишель останется со мной, — добавил он тоном, не терпящим возражения.　

— Я не оставлю сына, — вздохнула княгиня и понуро добавила: — ваша взяла, Nicolas. Я ваша жена и ею останусь.　

Марье только и осталось сделать вид, что она смирилась с решением супруга. Казалось, что жизнь в доме Куташевых вошла в прежнее русло. С началом сезона посыпались приглашения на обеды, вечера и рауты. Два, а то и три раза в седмицу чета Куташевых выезжала в свет. Толки, что пошли было после вечера у Анненковых, постепенно утихли, потому как любой, кто взглянул бы на князя Николая и его обворожительную жену, уже не сомневался, что видит перед собой счастливую супружескую пару. Марью Филипповну всегда окружало множество молодых людей, стремившихся угодить красавице-княгине, она была мила и приветлива со всеми, никого притом не выделяя из своего окружения. Николай Васильевич лишь усмехался в ответ на язвительные замечания некоторых дам о том, что его жена, похоже, очаровала всю мужскую половину столицы.　

Наиболее настойчивым поклонником княгини оказался некто Владимир Волховский, новый адъютант военного министра. Волховский даже осмелился несколько раз прислать цветы в дом на Мойке, но букеты вернули дарителю без всяких объяснений.　

Марья вроде бы и жила прежней жизнью, но всё, что происходило отныне вокруг неё, виделось ей спектаклем, а сама себе она казалась бездарной актрисой, вынужденной играть отведённую ей роль до того часа, когда вся её жизнь должна будет перемениться в одночасье.　

Через Сержа она узнала об отставке Андрея. Ракитин похлопотал, дабы рассмотрение прошения не затягивали и удовлетворили. Он же сообщил ей, что Ефимовский отбыл в Москву, чтобы уладить кое-какие дела. Оставалось только ждать, и это ожидание сводило её с ума.　

Минула осень, близилось Рождество. За седмицу до окончания поста к Марье в покои явилась Анна Кирилловна. Старушка на сей раз была настроена довольно благожелательно и за разговорами обмолвилась, что в доме Куташевых, ещё при жизни родителей Николая сразу после Рождества обыкновенно давали пышный бал, и ныне было бы совершенно не лишним возродить былую традицию. Да и Софье пошло бы на пользу, коли в дом съехались бы молодые неженатые люди.　

— Право слово, Анна Кирилловна, я бы на вашем месте сначала с Николаем обсудила бы столь важное решение, — растерялась княгиня.　

— Вот вы бы, Машенька, и поговорили с ним. Он же так стремится угодить вам, сердцем чую, не откажет. Сонечке надобно бывать на виду, и дома она более уверенно себя почувствует, а то куда не приедем, забьётся в уголок, как мышь, не слышно, не видно.　

— Я подумаю, — пообещала Марья.　

Заниматься устройством грандиозного бала ей вовсе не хотелось, но поразмыслив о том, что подобное занятие отвлечёт её от беспокойных тревожных мыслей об Андрее, она вечером обратилась к супругу с предложением Анны Кирилловны.　

— Отчего бы и нет? — Куташев улыбнулся, погладив тонкие пальцы жены. — Любой твой каприз, душа моя.