Фатум. Том первый. Паруса судьбы

Истлела минута, другая. Казалось, что в этом проклятом Богом доме никто не живет, как вдруг… в слепом оконце замерцал отсвет лучины, такой одинокий и зыбкий, что если б не шаги, он мог бы сойти за нечистое свечение на болотах, кое обычно заманивает заблудшего путника в гиблую падь.

- Что за черт?.. - тревожно пробубнил голос за дверью.

- По твою душу. Открывай, филин.

- А, это ты, Гелль, мать твою… - послышалось облегченное вздошье, загремели запоры, и взбухшая от влаги дверь со скрипом приотворилась. Колыхающуюся ночь прорезал узкий тускло-оранжевый веер света.

Перед ними, беспокойно вглядываясь в темноту, стоял широкоскулый с косматой бородой человек. Виду он был лихого, дикого: драные на каторге ноздри, засаленный армяк на наготное тело, ноги, забитые в бахилы из конской шкуры, и топор в руке.

Гости молча прогрохотали за ним через сени в горницу. Мужик вжикнул впотьмах вьюшкой, защелкал огнивом и споро раздухарил печь. Вскоре убаюкивающе сладко затрещали поленья.

Малость согревшись, Коллинз пристально огляделся. В разбойном логове всё было раскидано по углам и покрыто пухлым слоем пыли. У голбеца жался кособокий непроструганный стол, а возле него пара лавок. По закопченным стенам висели связки высохших лисьих и волчьих шкур, а между ними стальной гроздью - капканы. Левее, у оконца, вповалку были наброшены казачьи седла. Наметанный глаз Гелля признал их незамедлительно:

- Они? - американец криво улыбался.

- Оне самые, аки с куста,- дюжина, капитан.

Сели к столу. Мужик выложил крутобокий каравай черного, как земля, хлеба, шматок крупно нарезанного сала и пару раскроенных надвое, прямо в шкурье, луковиц. Доб-рым довеском на стол была водружена окатистая четверть водки, чистой и прозрачной, что христова слеза. Стукнулись кружки, пахуче и сочно захрустел на зубах лук; дым вирджинского табака в одной упряжке с дальневосточным самосадом заструился сизой вуалью над головами.

- Надеюсь, охота была удачной? Где Мамон и остальные? - Гелль медленно оттаивал, блаженно вытянув ноги, чувствуя, как по утомленному телу разливается тепло.

- Какб там охота! Щукинцы - окаянная сила - все дыры позатыкали, шкуру нагулять не дают.- Гаркуша зло хрупнул луковицей.- Жись-то у нас не чета вашей заморской - разгулу нет.- И, через отрыжку, наковырявшись в зубах, процедил: - А атамана сёдня не жди - не до тебя Мамону: своих делов подзахлеб. Корчевать должничков уехал…

Ноздри капитана затрепетали, рубец на щеке потемнел, но он сумел справиться и, потрепав бородатого по плечу, сказал:

- Всё верно, сынок, ты прав: в каждой бухте свои заботы. Многие мои дружки уставали скитаться по океану и пытали счастье на берегу, но там, скажу я тебе, всех этих олухов давила петля нищеты или закона. Верно, Жюль? -старик мазнул лисьим взглядом своего молодого приятеля.

Тот откликнулся понимающей ухмылкой.

- Но ты-то мне сразу по сердцу пришелся, как только я имел глупость сойти на ваш чертов берег. И знаешь, почему? - Гелль опять тайком подмигнул напарнику.

Гаркуша встрепенулся и заерзал, взгляд его забегал по лицам. Однако крутивший нутро бес любопытства взял верх:

- Ну? - черно-горячие, цыганские глаза смотрели на Коллинза.

- Да потому, что твоя башка не ослиное копыто, тебя нелегко провести! Клянусь громом, я взял бы тебя на «Горгону», если б кто-нибудь из моих вытянул ноги. Ты, верно, мечтаешь о рае, а?

- Рад бы, да грехи не пущают.

- Э-э-э! Брось нос в трюм совать. Можно и в ад, лишь бы не скучно.

Гаркуша с трудом ухватывал нить ломаной речи, но разумел, что его гладят по шерсти, и оттого растягивал рот в улыбке и согласно кивал невпопад головой.

Кружки показали пятый раз дно, когда Гелль подманил длинным пальцем хозяина и хищно протянул нараспев:

- Завтра я поймаю крысу, если она опять вильнет хвостом…

Мужик одобряюще мотнул нечесаной головой:

- А-а, жрать еще хочешь? Неча было с голым-то гузном так далеко залетать!

Он грубо толкнул капитану кусок сала.

- Дурак! Эту крысу зовут Мамон.

- Чо! - враз трезвея, пробормотал Гаркуша, тщетно пытаясь придать голосу крепость. Он завороженно таращился на сухое, изборожденное морщинами лицо старика, раскаленный сабельный шрам словно обжег ему губы. Не в силах избавиться от этого кошмара, каторжник испуганно замычал и дернулся было с лавки, но кортик Гелля с глухим стуком пригвоздил рукав его армяка к столу.

Глава 11

Зубы Гаркуши стучали, грязная седоватая прядь подрагивала на бледном от страха и бешенства лице, дуло пистолета француза смотрело ему в рот.

Гелль Коллинз зло мерил шагами горницу:

- Запомни, ублюдок: кто пытается крутить со мной, скоро начинает завидовать мертвецам. «Горгона» разнесет всю вашу стаю на куски одним залпом, разрази меня ад! А Мамону шепни: я сыплю вам в карман монеты, порох и свинец,- гость метнул красноречивый взгляд на пузатую суму, сброшенную бретонцем у порога,- не затем, чтоб самому грызть ногти на мели! И если рыжий пес не услышит моих слов, клянусь небом, я его вздерну на рее.-Пират впился лютым взглядом в блестевшее от пота лицо каторжника: - И рядом будешь болтаться ты, понял?!