Фавориты Фортуны

– Что я скажу ей, мама?

– Скажи ей правду, Цезарь. Ей уже двенадцать лет.

Циннилла занимала прежнюю комнату Кардиксы, под лестницей, которая вела на верхние этажи, выходящие на улицу Патрициев. Кардикса теперь жила с Бургундом и сыновьями в отдельных комнатах, которые Цезарь с удовольствием спроектировал и собственноручно построил над жилищем слуг.

Когда Цезарь вошел, его жена сидела у ткацкого станка и прилежно ткала тускло-коричневую мохнатую ткань для своего облачения фламиники, и почему-то при виде этого непривлекательного куска ткани сердце Цезаря сжалось.

– О, как это несправедливо! – воскликнул он, схватил девочку и, найдя единственное место – маленькую кровать, сел, усадив ее к себе на колени.

Цезарь считал Цинниллу утонченно красивой, хотя сам он был слишком молод, чтобы находить эту распускавшуюся женственность притягательной. Ему нравились женщины намного старше. Но для того, кто всю жизнь был окружен высокими, стройными, красивыми людьми, чуть полноватая смуглая крошка обладала неотразимым обаянием. Цезарь не мог понять своих чувств к ней. Она жила в доме уже пять лет как его сестра. Но он всегда знал, что она его жена и что, когда Аврелия позволит, он заберет ее из этой комнаты в свою постель. Мораль тут ни при чем. Это – логика. Вот она его сестра, а через минуту будет его женой. Конечно, все восточные цари так поступают – женятся на своих сестрах. Но Цезарь слышал, что в семьях Птолемеев и Митридатов царит вражда, что братья борются с сестрами, как дикие звери. А Цезарь никогда не ссорился с Цинниллой. Не больше, чем со своими родными сестрами. Аврелия не допустила бы этого.

– Ты уезжаешь, Цезарь? – спросила Циннилла.

Прядь волос упала ей на лоб. Цезарь откинул ее и продолжал гладить жену по голове, словно она была любимым домашним животным. Его движения были ритмичными, успокаивающими, чувственными. Девочка закрыла глаза и удобно устроилась на его согнутой руке.

– Ну-ну, не спи! – резко воскликнул он, встряхнув ее. – Я знаю, что тебе давно пора спать, но я должен поговорить с тобой. Да, это правда, я уезжаю.

– Что происходит все эти дни? Это связано с теми списками? Аврелия говорит, что мой брат сбежал в Испанию.

– Это связано не столько с проскрипциями, Циннилла, сколько с Суллой. Я должен уехать, потому что он имеет основания сомневаться в законности моего жреческого статуса.

Она улыбнулась, при этом пухлая верхняя губа поднялась, обнажив складочку на ее внутренней стороне. Многие, кто знал Цинниллу, находили это очаровательным.

– Ты, наверное, счастлив. Ведь ты же не хочешь быть фламином Юпитера.

– Но я все еще фламин Юпитера, – вздохнул Цезарь. – Жрецы утверждают, что проблема в тебе.

Он отодвинул ее от себя и усадил прямо, чтобы видеть лицо.

– Ты знаешь о сегодняшнем положении твоей семьи. Есть одна вещь, которой ты можешь не понять: когда твой отец был объявлен вне закона, он перестал быть римским гражданином.

– Да, я понимаю, почему Сулла может отнять все наше имущество. Но мой отец умер задолго до того, как вернулся Сулла, – сказала Циннилла, которая не отличалась острым умом. – Как же он мог потерять гражданство?

– Законы Суллы о проскрипциях автоматически лишают гражданства осужденных, хотя некоторые из них были уже давно мертвы, когда Сулла вносил в списки их имена: Марий-младший, твой отец, преторы Каррина и Дамасипп – и множество других. Этот факт никак не повлиял на потерю ими гражданства.

– Не думаю, что это справедливо.

– Я согласен, Циннилла. – Цезарь продолжал говорить, надеясь, что ему удастся доступно объяснить ей происходящее. – Твой брат был уже совершеннолетним, когда твоего отца осудили, поэтому он сохраняет статус римского гражданина. Просто он не имеет права наследовать ни денег, ни семейного имущества, не может избираться курульным магистратом. Однако с тобой дело обстоит иначе.

– Почему? Потому что я девочка?

– Нет, потому что ты несовершеннолетняя. Твой пол не имеет значения. Lex Minicia de liberis гласит, что дети родителей, один из которых неримлянин, должны принять гражданство родителя-неримлянина. Это значит, по крайней мере согласно толкованию жрецов, что теперь у тебя статус иностранки.

Девочка задрожала, но не заплакала, ее огромные темные глаза смотрели в лицо Цезаря с болезненным предчувствием.

– Ой! И это значит, что я больше не жена тебе?

– Нет, Циннилла, конечно нет. Ты – моя жена, пока кто-нибудь из нас не умрет, потому что нас поженили по старинному обряду. Никакой закон не запрещает римлянину жениться на неримлянке, поэтому наш брак не подвергается сомнению. Что вызывает сомнения, это твой гражданский статус. Это тебе ясно?

– Думаю, ясно. – Лицо ее оставалось сосредоточенным. – Значит ли это, что, если у нас с тобой будут дети, они не будут римскими гражданами?

– Согласно lex Minicia – да.

– О Цезарь, это ужасно!

– Да.

– Но ведь я – патрицианка!

– Больше нет, Циннилла.

– Что же мне делать?