– Мы должны пройти расстояние в одну милю, чтобы напасть на него. Длина его линии составляет половину мили – он очень растянул свои силы, что для нас выгодно. Если у него вообще есть шанс, он вынужден будет подтянуться, когда увидит, что мы подходим. Допустим, он считает, что этот шанс у него есть, – иначе он не был бы здесь. Он может ринуться на запад или на восток или сразу в обоих направлениях. Лично я думаю, он двинется в обе стороны, – я бы так и поступил.
Это вырвалось неожиданно. Помпей покраснел, но спокойно продолжал:
– Мы подойдем к нему вогнутой дугой. Кавалерию поставим поровну на обоих концах дуги, пехоту – по одному легиону на фланги ближе к центру. Когда армия движется по равнине, трудно сказать, как далеко от центра расположены фланги. А мы их растянем тем больше, чем ближе будем подходить. Если он не принимает меня всерьез – а он, кажется, не принимает меня всерьез! – он не поверит, что я способен на такую военную хитрость, пока концы дуги не охватят его с обеих сторон, помешав ему бежать на запад или на восток. Мы прижмем его к стенам – и ему некуда будет деваться.
Афраний осмелился заметить:
– Это сработает.
Петрей кивнул:
– Это сработает.
Это было все, что требовалось Помпею. У подножия своего наблюдательного пункта он велел трубачам протрубить сигнал «стройся в ряд» и оставил Афрания и Петрея, чтобы те передали его приказы остальным легатам и старшим центурионам. Сам он вызвал к себе шестерых конных глашатаев.
В результате к тому времени, как Афраний и Петрей вернулись к Помпею, было уже слишком поздно и слишком людно, чтобы попытаться отговорить его от этого маневра. В ужасе Афраний и Петрей смотрели на удалявшихся глашатаев, отчаянно надеясь, ради Помпея, что его новый план сработает.
Пока армия выходила на марш, глашатаи под флагом перемирия выехали прямо к внешним оборонительным укреплениям лагеря Сертория. Там они огласили свои сообщения обитателям Лаврона, стоявшим на стенах.
– Выходите, все люди Лаврона! – кричали они. – Выходите! Стройтесь вдоль ваших стен и смотрите, как Гней Помпей Магн покажет этому ренегату, который называет себя римлянином, что такое настоящий римлянин! Выходите и смотрите, как Гней Помпей Магн нанесет сокрушительное поражение Квинту Серторию!
«У меня все получится!» – думал Помпей, опять ехавший впереди своей армии. Крылья дуги вытягивались все больше и больше при приближении легионов к стене, но Серторий не спешил отдавать своим войскам приказ бежать на восток и на запад. «Мы их захватим! Серторий и все его солдаты умрут, умрут, умрут! О, Серторий узнает, наконец-то узнает, что значит сердить Гнея Помпея Магна!»
Шесть тысяч солдат, которых Серторий держал в резерве, спрятав их от разведчиков Помпея, напали на незащищенные задние ряды неприятеля и раскидали их, прежде чем Помпей узнал об этом, находясь в авангарде своей армии. Когда ему доложили о бойне, он ничего не смог сделать, чтобы избежать поражения. Крылья его дуги ушли так далеко вперед, что он был бессилен вернуть их. А тем временем они уже завернули внутрь, стараясь охватить людей Сертория под стенами Лаврона. Эти стены стали теперь черными от зрителей, ставших свидетелями разгрома, так разрекламированного глашатаями. Когда все попытки захватить солдат Сертория в клещи окончились неудачей, самое большее, что могли сделать Помпей и его легаты, – это отчаянно пытаться построить в каре четыре легиона, которые стояли в центре дуги. Положение усугубилось тем, что кавалерия Сертория появилась из-за стен Лаврона и напала на конников Помпея. Неудача за неудачей.
Но все-таки у Помпея были хорошие солдаты и хорошие центурионы – римские ветераны. Они храбро отбивались от противника, хотя их мучила жажда. Они готовы были поддаться отчаянию, потому что кто-то перехитрил их симпатичного юношу, а ведь они до сих пор не верили, что кто-либо на это способен. В конце концов Помпею и его легатам удалось создать каре и даже разбить лагерь.
С наступлением сумерек Серторий отошел, оставив их наспех сооружать укрепления среди массы убитых, под свист и насмешки, которыми теперь осыпали их не только солдаты Сертория, но и жители Лаврона. Помпей не мог даже убежать куда-нибудь, чтобы поплакать в одиночестве. Он был слишком унижен, чтобы уткнуться в свой ярко-красный плащ командующего и реветь. Вместо этого он заставил себя ходить туда-сюда, улыбаться, произносить ободряющие слова, воодушевлять умирающих от жажды людей, одновременно с тем пытаясь придумать, где найти воду, и не в силах понять, как избежать позора.