Если ты думаешь, что в твое отсутствие о тебе совершенно забыли, так это не так, мой дорогой Цезарь. Весь Рим только и говорит что о твоем небольшом приключении с пиратами и о том, как ты их распял вопреки приказу наместника. Я слышу твой вопрос: «Как? Это уже известно в Риме?» Да, известно! И – нет, не известно, потому что Юнк об этом молчит. А вот его проквестор, Помпей, у которого хватило наглости прибавить прозвание Вифинский к своему ничем не примечательному имени, написал об этом всем и каждому. Очевидно, его целью было сделать Юнка героем, но таков каприз публики, что все – даже Катул! – считают героем тебя. Фактически поговаривали о том, чтобы вручить тебе морской венок в дополнение к твоему гражданскому, но Катул не готов зайти так далеко и напомнил отцам, внесенным в списки, что в тот момент ты был частным лицом, поэтому военная награда тебе не полагается.
В этом году пираты сделались предметом бурной дискуссии в сенате, и, пожалуйста, обрати внимание на слово «дискуссия». Потому ли, что Филипп впал в состояние постоянной летаргии, или же потому, что Цетег большей частью отсутствовал на заседаниях, или потому, что Катул и Гортензий более заинтересованы в судах, чем в сенате, – я не знаю. Но факт остается фактом: в этом году сенат не способен быстро принимать решения. Принять решение? О, это невозможно! Ускорить ход дел? О, невозможно!
Во всяком случае, в январе наш претор Марк Антоний добивался специального назначения, чтобы покончить с пиратами в Нашем море. Его главный довод в свою пользу заключался в том, что его отцу, Оратору, тридцать лет назад тоже дали такое задание. Нет сомнения, морской разбой приобрел уже нешуточный размах. Сейчас, при дефиците зерна, мы должны защищать наши грузовые корабли с хлебом от востока до самой Италии. Однако большинство из нас разбирал смех при мысли, что Антонию – правда, не такому чудовищу, как его брат Гибрида, зато определенно дружелюбному и беспомощному идиоту – поручат столь серьезное дело.