Федор Алексеевич

Переговоры шли несколько дней. И той и другой стороне надо было показать своим государям, что они не зря хлеб едят, что денно и нощно пекутся об интересах своих суверенов. И наконец в июле 1678 года был заключён договор между Россией и Польшей, что быть перемирию ещё на тринадцать лет, считая с июня 1680 года, когда должен окончиться срок Андрусовского соглашения. И было отмечено в договоре, что в грядущем оба государя будут радеть об установлении вечного мира между своими державами.

Русская сторона уступила полякам города Невль, Себеж и Велиж с уездами. За Киев платила двести тысяч московских рублей.

Не обманул Сапега Тяпкина, но зато и одарён был соболями щедро. Впрочем, и князь Чарторыйский тоже не был обижен.

А Василию Михайловичу «за великие его труды» по подсказке Голицына была подарена от государя с царских конюшен пара гнедых коней с коляской. Для царских конюшен, насчитывавших около сорока тысяч коней, это не было великой потерей, но для Василия Михайловича явилось ценным обретением.

   — Ну что ж, — молвил удовлетворённо Тяпкин, оценивая подарок, — теперь будет на чём волочиться по делам государевым.

Глава 28

К МИРУ С ОБЕИХ СТОРОН

Покупка Киева у поляков ещё не означала, что эта «матерь городов русских» теперь навечно остаётся за Россией. После падения и разрушения Чигирина, туркам был, в сущности, открыт путь на Киев и в Москве опасались, что нападение может произойти уже в ближайшее лето. Надо было как-то сговариваться с султаном.

В Посольском приказе стараниями Голицына была заготовлена грамота государева к султанскому величеству, в которой предлагалось восстановить дружеские отношения между Россией и Портой. В грамоте в очень вежливой форме обосновывались исторические права русских государей на владение Малороссией.

   — Кого пошлём к султану? — спросил Фёдор Алексеевич Голицына, скрепив грамоту своей подписью и печатью.

   — Я думаю, дворянина Даудова.

   — Почему именно его?

   — Во-первых, он свободно говорит по-турецки. Ну и, что немаловажно, не раз уже бывал там по своим делам. По крайней мере не заблудится.

   — Он где сейчас?

   — В передней сидит.

   — Пригласи Даудова, Родион Матвеевич, — обратился государь к Стрешневу.

Дворянин Даудов оказался крепким, хотя уже и немолодым человеком, со скуластым лицом и разрезом глаз, указывающим на присутствие восточной крови в его жилах.

Государь, ознакомившийся уже с содержанием грамоты, начал говорить:

   — Ты повезёшь к султану турецкому грамоту, в которой мы предлагаем восстановить прежние дружеские отношения. Приложи все усилия, чтобы разузнать об их планах на будущий год. Не станут ли они промышлять Украину? Это самое главное. Разузнай также, если сможешь, сколь серьёзны их надежды на Хмельницкого? И постарайся договориться с визирем о переговорах с нами. Когда, где и сколько должно прибыть для этого наших людей.

   — Хорошо, государь, всё исполню.

   — Попробуй выяснить, кто будет на переговорах с их стороны, дабы мы могли послать послов, равных по рангу турецким. Если вдруг узнаешь, что готовится скорое нападение, шли поспешного гонца или лучше немедленно возвращайся сам. Вот и всё. Василий Васильевич, у тебя есть что?

   — Нет. Ты всё сказал, государь. Но патриарх Иоаким хотел с Даудовым послать грамоту турецкому муфтию, дабы он со своей стороны споспешествовал установлению мира между нашими державами.

   — Ну что ж, Василий Александрович, бери нашу грамоту и зайди к патриарху. Деньги на дорогу получил?

   — Получил, государь.

   — Достанет?

   — Достанет, наверно.

   — Сколько человек берёшь с собой?

   — Двух, государь.

   — Надо, чтоб молодцы были крепки и надёжны.

   — Эти надёжны, государь.

   — Ну, с Богом, Василий Александрович, счастливого пути и успеха в сём важном деле. Родион Матвеевич, отдай Даудову грамоту.

Когда Даудов вышел, Голицын сказал:

   — Вот, пожалуйста, более двадцати лет тому привёз его князь Лобанов-Ростовский от шаха, перекрестил в нашу веру и много лет он был отличным толмачом в Посольском приказе. Не далее как в семьдесят пятом году уже ездил посланником в Бухару и Хиву. И вот теперь к султану.

   — Да, видно, не глупый человек, — заметил Фёдор Алексеевич.

   — А фамилию Даудов при крещении получил. До того звался Алимарцалом Бабаевым. И вот христианин, да ещё какой.

   — Поболе бы нам таких выкрестов.

Патриарх встретил Даудова милостиво, допустил к руке и, уж чего не ожидал дворянин, сам прочёл ему написанное:

   — Послушай-ка, сын мой, чего я тут накарябал муфтию, на свежее-то ухо, может, оно что не так услышится, чем желательно.

   — Хорошо, святый отче, читайте.

Иоаким прокашлялся, отстранил от себя подале грамоту и начал читать, аккуратно перечислив вначале все звания своего адресата: