Фея тумана

И так уж вышло, что, когда Гита оказалась рядом, вокруг нас, словно по волшебству, образовалось свободное пространство — люди разошлись кто куда, и мы остались одни.

— Я не ждала вас, милорд Эдгар.

— Отчего же? Ведь ты сама пригласила меня.

— Не ждала так скоро.

— Скоро? Для меня это время тянулось бесконечно долго.

Что-то мелькнуло в её глазах, и она вздохнула. А во мне внезапно ожила надежда, что я ошибался, решив, что красавица Гита охладела ко мне. Боже правый — если женщина ничего не испытывает к мужчине, то и не станет так теряться в его присутствии.

— Ты позволишь мне повозиться с Милдрэд?

Гита кликнула Ральфа, который держал девочку так, словно не желал расставаться с нею. Да и сама Милдрэд смотрела на меня настороженно, теребя пёструю бусинку на шнурке — из тех, что вешают детям на шейки, чтобы уберечь от дурного глаза.

Я взял её на руки — и тут же забыл о Ральфе и о гомонящей вокруг толпе. Я держал своё дитя, с наслаждением ощущая нежную тяжесть. Полтора года — моя дочь была уже большой девочкой. Я не видел, как она пускает пузыри и пробует ползать, как пытается сесть, делает первые шаги. Всё это сейчас казалось мне необыкновенно важным, и когда малышка тронула и погладила брошь, которой был сколот мой ворот, и проговорила, смешно запинаясь: «Блестяшка!» — клянусь всеми святыми, у меня слёзы навернулись на глаза. Я смотрел и не мог насмотреться на эти тугие румяные щёчки, ясные, удивительно синие глаза и крохотный рот, похожий на ягоду.

— Она будет редкой красавицей!

— Она уже красавица, — гордо возразила Гита. И я увидел, что она улыбается, а её глаза, как и мои, влажны от слёз.

Потом мы сидели на траве, и я угощал дочь пирогом с черникой. Но малышке вскоре надоело жевать, и она принялась осыпать меня вопросами, половины из которых я не мог понять, и Гита, смеясь, поясняла смысл сказанного. Впрочем, Милдрэд быстро надоело сидеть со взрослыми, она вырвалась из наших рук и засеменила туда, где дети затеяли какую-то игру.

— Пречистая Дева, что за ребёнок! — всплеснула руками Гита. — Она не проказничает, только когда спит.

— Она истинное чудо, — не сдержался я. — Господь всемогущий! И всего этого я был лишён из-за неосмотрительного слова, данного злой и вздорной женщине!

Мне не стоило этого говорить, но слова сами сорвались с уст, и сколько же в них было горечи и досады! Даже не глядя на Гиту, я почувствовал, как она напряглась.

— Возможно, это и к лучшему. По крайней мере, Милдрэд была в безопасности.

Я взглянул на Гиту, не решаясь спросить, что она имеет в виду. Она же смотрела в сторону, и её лицо выражало спокойную решимость и силу.

Странное дело — как столь хрупкая и совсем молодая женщина может казаться такой величавой и желанной одновременно. Я видел её отливающие серебром волосы, пушистые ресницы, руки, подобные лепесткам лилий. Даже в своём простом наряде Гита выглядела королевой.

Словно не чувствуя моего взгляда, она заговорила о незначительном: об этом празднике, о живучести древних обычаев. Но я был не в силах поддерживать разговор. И только один вопрос бился в моём мозгу — как я мог так долго обходиться без неё? Без неё и Милдрэд?

— Гита, я бесконечно благодарен тебе за Милдрэд.

Она не ответила, и тогда я, чтобы разрядить сгустившееся между нами напряжение, заговорил о том, что не оставлю дочь без поддержки — я уже позаботился о её будущем, купив участок земли близ Ярмута на имя Милдрэд Армстронг. В тех местах превосходный климат, я велел посадить на склонах виноградные лозы, и знатоки говорят, что со временем они будут давать неплохое вино. Когда Милдрэд станет невестой, у неё будет приданое — двенадцать акров земли и собственные виноградники.

Гита быстро взглянула на меня:

— Благодарю. Но Милдрэд вовсе не нищая. Я не бедствую, и все мои земли и предприятия достанутся ей в наследство.

— Только в том случае, если ты не родишь других детей, Гита. Ведь ты вполне можешь выйти замуж, и все твои владения отойдут старшему сыну.

Я произнёс это насколько смог спокойно и деловито. Ради этих слов я и приехал сюда.

Гита стремительно повернулась ко мне и гневно спросила:

— А вы, милорд опекун, должно быть, уже подыскали мне супруга?

Это было сказано так, что я опешил. Ей ли не знать, сколько мужчин мечтают связать себя с нею! Тот же Хорса вряд ли скрывал свои намерения, да и деловитый Чени наверняка заговаривал с нею о замужестве. А ещё молодой д’Обиньи, младший де Клар, и наконец — Ральф. И если она до сих пор не сделала выбор, не остановилась ни на одном из них, если мои слова вызывают в ней такой гнев...

Мой голос дрожал, когда я спросил:

— А вы, любезная подопечная, не сообщите ли опекуну, к кому из многочисленных женихов испытываете большее расположение?

Гита всё ещё смотрела на меня, и вдруг её лицо залилось тёмным румянцем. Взгляд её заметался, будто ища опоры. Я же, хмелея от внезапной радости, наконец-то осознал, что она ещё ничего не забыла.

Не ответив на мой вопрос, Гита стремительно поднялась:

— Пойдёмте — сейчас погонят с лугов овец. По традиции в день Лугнаса их необходимо выкупать.