Фехтовальщица (СИ)

После перевязки Женьку одели в дарованную хозяйкой домашнюю одежду, — длинную шелковую сорочку, халат и обули в туфли без задников. Дама предложила ей поужинать. Фехтовальщица не отказалась, — бешеный бег по ночному городу отнял у нее слишком много сил.

Мари-Анн принесла холодное мясо, фрукты и вино.

— Что у вас за кольцо на пальце? — спросила де Шальон. — Фамильная драгоценность?

— Это подарок.

— Того принца, от которого вы отказались?

— Нет, это было в гостинице. Подарил какой-то шутник в маске.

— В маске? Это хуже.

— Почему?

— Дары от сердца делаются с открытым лицом. Что там за камень?.. А, рубин? Камень страсти и войны? Вам лучше избавиться от него. Этот камень не принесет вам удачи.

Франсуаз попросила фехтовальщицу рассказать о себе. Женька не смутилась, — все, что касалось ее новой жизни, она помнила неплохо. Ей даже стало казаться, что раньше она жила именно такой жизнью, носила длинные платья, слушала рассказы старой няньки у камина, мерзла зимними вечерами в большой постели под балдахином и выезжала с отцом на охоту.

— А зачем вы поехали в Париж, сударыня? — спросила в заключение Франсуаз.

— Чтобы не пропасть в захолустье.

— Пропасть в Париже тоже не так уж трудно.

— Уж лучше пропасть в Париже.

Франсуаз улыбнулась.

— И каким образом вы собираетесь это делать? — спросила она.

— Хочу заниматься в школе фехтования.

— … В самом деле? — оторвала прямую спину от спинки стула де Шальон.

— Да.

— Странное желание для девушки? Зачем вам это надо?

— Это развивает.

— Тогда займитесь танцами. Девушку это развивает лучше, тем более, что заниматься фехтованием здесь вам все равно никто не разрешит.

— Я могу одеться мальчиком.

— Мальчиком?.. Забавно… однако, с вашей фигурой это возможно.

Франсуаз помолчала, продолжая пытливо смотреть на свою гостью.

— А ваша матушка ничего не рассказывала обо мне, Жанна? — вдруг спросила она.

— О вас? Не помню… Может быть в детстве.

Женька слегка растерялась, она ничего не слышала о Франсуаз де Шальон.

— А вы знаете, что ваша матушка однажды спрятала у себя в замке двух протестантов?

— Ну да, — кивнула фехтовальщица, хотя, на самом деле, ничего об этом не знала.

«Почему профессор ничего не сказал? Хорошо это или плохо?»

— Их преследовали войска короля, — продолжала Франсуаз. — Один из этих протестантов был серьезно ранен, и ваша матушка спасла ему жизнь.

— Да, она была добрая женщина.

— Этот протестант был моим дедом, Жанна.

— А… ну это …я рада, что моя матушка спасла вашего деда. А почему вы об этом вспомнили?

Вдруг скрипнула одна из дверей, и в темный проем просунулась седовласая старческая голова.

— В чем дело, Базель? — повернулась де Шальон.

— Свет в нижней зале, ваша светлость. Здесь всегда темно в это время.

— У меня поздняя гостья. Мы спасли госпожу де Бежар от ночного нападения. Идите и продолжайте спать, Базель.

Старик поклонился и ушел.

— Это тот ваш дед? — спросила Женька.

— Это управляющий. Он, как Мари-Анн и Жикард, служили нашей семье еще в Беарне. Дед умер два года назад. После этого я оставила дом и поехала в Париж отстаивать свои права.

— Какие права?

— На королевскую кровь.

— На королевскую? Так вы…

— Я сводная сестра короля, Жанна.

— Людовика Тринадцатого?

— Да. Какого же еще? Перед смертью дед отдал мне переписку Генриха Четвертого с моей матерью.

— Почему не раньше?

— Он не принял его отступничества от своей партии и не хотел, чтобы и я поступила так же. К сожалению, мне тоже пришлось пожертвовать верой и перейти в католичество.

– «Париж стоит мессы», ваша светлость.

— Не говорите так, Жанна. Меня вынудили, как и моего отца. Мне очень тяжело это далось. Это вы — молодые легко меняете веру.

— Зато это лучше, чем всю жизнь верить во всякую чепуху, как вы — старшие.

— О, будьте осторожнее с такими высказываниями, сударыня. Не все, как я, примут ваши слова всего лишь за последствия юношеской неопытности. Идите с Мари-Анн. Она устроит вас в комнате для гостей. Вам нужно отдохнуть, а завтра мы продолжим разговор.

Комната для гостей располагалась на втором этаже, и когда служанка проводила туда Женьку, широкая кровать под шелковым пологом была уже готова для сна. С белого потолка улыбался лепной амур. Он, как будто, посмеивался над сценками любовного содержания, в изобилии рассыпанными по шпалере на стене.