Фехтовальщица (СИ)

Собака обнюхала девушку и громко гавкнула. Женька попыталась пошевелиться, но пес зарычал, и она снова замерла. Девушка догадалась, что собака сторожит ее, и, значит, здесь скоро должен появиться хозяин. Она оказалась права, — в глубине парка вскоре возникло движение, забрезжил слабый свет, и через несколько минут к ней приблизилась молодая, похожая на армянку, черноволосая женщина в домашней одежде. Женщину сопровождал крепкий парень с пистолетами наготове и девушка с ночником в маленьких смуглых руках. У всех троих было что-то общее, кроме повода, по которому они тут собрались, будто они все — то ли из одних мест, то ли родственники.

— Жикард, возьмите собаку, — велела дама парню. — Мари-Анн, помогите девушке подняться.

Жикард отвел пса в сторону, а Мари-Анн помогла Женьке встать. Заныла рана в предплечье.

— Кто вы, сударыня? — спросила дама.

— Жанна… Жанна де Бежар.

— Де Бежар?.. Вы из Беарна?

— Да, а откуда вы знаете?

— Я тоже родом из Беарна и знаю многие фамилии этих мест. Мое имя Франсуаз герцогиня де Шальон, в девичестве де Баск.

Назвав себя, герцогиня замолчала, будто ожидала чего-то от очутившейся в ее владениях девушки, но Женька ничего не сказала, поэтому женщина продолжила:

— Как случилось, что вы оказались в моем парке, Жанна де Бежар?

— Перелезла через ограду… За мной гнались бандиты.

— Через ограду? — недоверчиво качнула головой Франсуаз.

— Да. Что вы так смотрите? У меня сильные руки.

— Руки…угу… А что у вас за повязка?

— Принц какой-то приказал стрелять.

— Принц?.. Какой?

— Не знаю, он не назвался.

— А за что?

— За то, что я от него отказалась.

— Отказались от принца? Он был не хорош собой?

— Он был пьян и говорит «я вас люблю» только в шутку.

Де Шальон засмеялась.

— Да вы гордячка, девушка!

— Да, все еще не отказалась от «ветхозаветных» ценностей.

— Что ж, идемте в дом.

Дом двухэтажный и превосходно отделанный, прятался в глубине парка и производил впечатление жилища некой сказочной феи. Засмотревшись на него, Женька споткнулась о конец брошенной в траве лестницы.

— Осторожней! — воскликнула Франсуаз. — Когда в парке будет порядок? Надо будет приказать выпороть садовника. Мари-Анн, подготовьте все для перевязки и велите Лизон подобрать госпоже де Бежар что-нибудь из моей домашней одежды. Мы будем в нижней зале.

Внутри дома все тоже выглядело роскошно и комфортабельно, как и должно выглядеть в подобных особняках. Немногочисленная мебель — стол, стулья и лари у стен — блистали изысканной и щедрой инкрустацией. Стены украшали фамильные портреты. Подчеркнутую строгость линий нижней залы смягчали только шелковые портьеры, обрамляющие широкие проемы дверей.

— Мне помнится, ваша семья была из протестантов, сударыня, — продолжила, начатую в парке беседу, хозяйка дома.

— Да, но перед отъездом в Париж я поменяла веру. Мне посоветовали перейти в католичество.

— Что ж, это понятно — протестантов здесь давно не слишком жалуют. У вас есть родные в Париже?

— Тетушка Полина де Ренар. Я была у нее, но оттуда меня выгнали.

— Жестокие у вас родственники, Жанна. Ничего, если я буду называть вас так?

— Называйте. Это же мое имя.

— Дайте-ка, я посмотрю вашу рану.

Франсуаз подошла к девушке, сняла повязку и оторвала рукав.

— Вы испортили мне платье! — возмутилась фехтовальщица.

— Я?.. По-моему, это уже кто-то сделал до меня.

Дама подвела Женьку к большому зеркалу и поднесла к ней свечи. Хозяйка особняка не обманывала. Платье словно прокрутили в мясорубке, — подол был рваный, по лифу расползлись какие-то мокрые разводы, а воротника не было вообще.

— Не в таком ли виде вы посетили вашу тетушку, сударыня? — усмехнулась Франсуаз.

— Не в таком, но… почти в таком.

— Тогда я ошиблась. Это, пожалуй, не тетушка, а вы были жестоки с нею.

— Меня выгнал судья, ее муж.

— О, судья! Тем более! Он, наверное, и не признал в вас свою племянницу!

— В том-то и дело, что признал.

Женька нервно засмеялась, не замечая, что смех ее переходит в истерику.

— Тише! У вас начинает кровоточить рана, — сказала Франсуаз, но девушка не слышала и успокоилась только тогда, когда де Шальон шлепнула ее по щеке.

— Все, все, я справлюсь, — заверила, измотанная первым днем в сюжете Монрея, фехтовальщица.

Мари-Анн принесла, все, что требовалось, и с помощью Лизон, полной девушки с равнодушным лицом, принялась придавать фехтовальщице человеческий вид — с нее сняли корсаж, перевязали руку, потом раздели до панталон, и словно парковую статую, стали обтирать мокрыми салфетками.

Де Шальон все это время сидела на стуле и наблюдала, как обхаживают ее незваную гостью. Женьке это не слишком нравилось, но усталость от тяжелого дня перебивала легкое раздражение от ощущения на себе пристального взгляда чужой женщины.

— У вас действительно сильные руки, — сказала Франсуаз. — И ноги… и все тело.

— В детстве я любила лазать по горам, — не то чтобы соврала девушка.

— Да… очень развитое тело, но как-то не по-женски. Небольшая грудь… Такое тело я видела у жонглерки на рыночной площади. Это несколько грубовато… Впрочем, охотники найдутся. Некоторые у нас любят почудить.