Фехтовальщица (СИ)

— Не хочу слышать ни про какого Лароша! Пойдем лучше, сходим поплавать на Луару!

— Голыми!

— Конечно! Ночью там теплая вода. Хочешь?

— Хочу!

Бесшабашное ночное купание в опрокинутых в реку звездах, ласкание воды, рук и губ вернуло обоих к тому, что было понятно и не вызывало разночтений. Мягкие струи, омывающие нагие тела, были действительно теплыми, и только пальцы ног, опущенные в глубину, чувствовали холодные подводные течения.

В воскресенье Женька каталась с Эдмоном на лошадях. У него была небольшая конюшня, и фехтовальщица даже не удивилась, встретившись там с «Гиборто». Она уже привыкла к этим встречам с лицами из оконченного сюжета, однако скоро одна из них не только оказалась неприятной, но даже невольно возбудила ее фехтовальное настроение. На очередной конной прогулке навстречу Монрею и Женьке выехала другая пара на таких же ухоженных лошадях. Это был подтянутый молодой мужчина с прозрачными голубыми глазами и его спутница в охотничьем костюме — подстриженная под каре жгучая брюнетка, голову которой Женька в последний раз видела на полке у Сивиллы.

Неторопливо проследовав мимо, оба всадника сдержанно поздоровались с Эдмоном. Мужчина с прозрачными глазами при этом так взглянул на фехтовальщицу, что ей показалось, будто это не прообраз, а сама душа графа д’Ольсино нашла себе другое время для проживания.

— Это кто? — спросила девушка, провожая проехавшую пару долгим взглядом.

— Наши соседи, — спокойно сказал Эдмон. — Супруги Бонне. Камиль и его вторая жена Маргарита.

— А первая?

— Погибла. Тормоза отказали в машине.

— Ее звали Верони?

— Да.

— Чем занимается это Бонне?

— Он президент банка в Орлеане. Здесь у него загородный дом. Вон там, видишь башенки?

— Вы не ладите?

— Не ладили. У нас была тяжба из-за земли, когда я решил здесь строиться.

— Ты выиграл дело?

— Да.

— Почему ты не предупредил меня заранее?

— Хотел отомстить за съемки у Монсо, — почти серьезно ответил Эдмон. — Давай оставим этих «фантомов» из твоего прошлого. Сейчас приедет моя дочь.

— Кто?..

— Она несколько раз в год приезжает ко мне. Ее зовут Жули, и как она выглядит, ты знаешь.

— А ее мать?

— Ажель. Занимается книжными продажами. Мы уже семь лет, как разведены.

— Ты ее любил?

— Наверное. Студенческий роман. Тогда все казалось любовью. Это потом я научился не регистрировать каждый раз свои скороспелые желания.

— А я?

— Ты не желание, ты — недостающее звено.

— Где?

— В моей жизни.

С Жули фехтовальщица, конечно, подружилась без труда. Девочка знала, что отец ее женится на этой девушке, но относилась к этому спокойно. Вечером Эдмон опять предложил пойти на реку. В доме был бассейн, но все трое единодушно предпочитали его скучной прозрачности живую воду с ее темными глубинами, скрытыми в них обитателями и подводными течениями.

С берега был виден дом Бонне. Устав от бурных заплывов, фехтовальщица лежала на берегу и, пожевывая сухую травинку, задумчиво смотрела в его сторону.

— Оставь, Жени, — подметив ее взгляд, — сказал Эдмон. — Камиль Бонне, хоть и образованный, но очень скучный трудяга. Он даже не остается на корпоративные вечеринки.

— Маньяки всегда выглядят тихонями.

Эдмон засмеялся и стал стряхивать со спины фехтовальщицы прилипший песок.

— Ты смотри, тут еще остались следы от плети Себастьяна де Барбю, — сказал он.

— Не ври! — рассердилась фехтовальщица и убежала к дому.

Эдмон, тем не менее, не врал. Следы оставались, но только очень бледные. Полюбовавшись на них в зеркале, Женька сняла купальник, оделась в одно из платьев, которое купил ей у Клемана Монрей, и спустилась к ужину.

— Ну, как тебе здесь? — спросил Эдмон. — Нравится?

— Если это клетка, то нет.

— Это не клетка, это шанс сочинить другой сюжет. Ты не против?

— Не против, — кивнула фехтовальщица и покосилась на стену, где висело коллекционное оружие.

Она понимала, что говоря о шансе, Эдмон был прав, но соблазн, который мог исчезнуть только с возрастом или с ее реальной смертью, все еще не давал ей покоя. Договор с профессором, конечно, сдерживал фехтовальщицу, как сдерживает узда строптивую лошадь, но и узда имела обыкновение снашиваться или рваться.

Тем не менее, неделя, прожитая на Луаре, если не стреножила, то, во всяком случае, направила фехтовальную стихию в более мирное русло. Женька вернулась к штурвалу того корабля, который был оставлен ради поединка с королем, и души ее коснулось некоторое спокойствие. Зато телесно, как и предрекал Этьен, фехтовальщице пришлось еще помучиться — ночами начинали болеть раны и особенно шрам на шее. Однажды поднялась даже температура — перед глазами снова мелькали знакомые места, события и лица, а голова, казалось, сейчас просто отвалится, не в силах удерживать в своем внутреннем пространстве весь этот болезненный хаос. Женька смазывала раны бальзамом, которым ее перед отъездом снабдил Дюпре, а профессор посмеивался в телефонную трубку и просил потерпеть.