Фехтовальщица (СИ)

Солдат тоже выставил пистолет и стал потихоньку подходить к фехтовальщице. Женька поняла, что не отобьется, так как пистолет ее не был заряжен. Тогда она стала размахивать им как дубинкой, но один из солдат выставил вперед пику и загнал ее в угол. Она метнула пистолет, но солдат увернулся. Пикой девушку притиснули к стене, и она была вынуждена сдаться.

Сверху спустился Жигон. Он нес в руках медный таз для умывания, из которого все еще тянуло дымком.

— Он ушел через окно, сударь, — сказал солдат.

— А это что?

— Сожжены какие-то бумаги.

— Я должен посмотреть.

Марени пошевелил золу в тазу, потом стряхнул пепел с перчаток и взглянул на фехтовальщицу.

— Скверное дело, сударыня. Равьер, последите тут, пока я посмотрю, что там наверху. А вы, Жигон, откройте чулан. Там кто-то стонет.

Марени вернулся через пару минут. Не найдя больше ничего интересного, он сразу же приступил к допросу освобожденной челяди. Те тоже ничего нового добавить не смогли и посчитали нападение попыткой ограбления. Ни Кристофа, ни Женьку никто не знал, и Франтина только сказала, что девушка представилась служанкой принцессы Конде.

— Служанка? — усмехнулся Марени. — С каких это пор служанки носят платья из итальянского бархата?.. Здесь что-то другое… а, сударыня? — повернулся он к фехтовальщице.

— Нет, это ограбление.

— Ограбление в доме сторонницы де Монжа? Странное совпадение. А что это за бумаги сжигал ваш дружок в этом тазу?

— Откуда мне знать? Он мне не рассказывал.

— Так-так, и все-таки, хотя мы не успели поймать де Лиль, сегодня неплохой день. Поехали, сударыня.

— Куда?

— В Фор-Крузе. Утром вас повезут в допросные Дворца Правосудия.

Женьку вывели из дома и в полицейском экипаже, который стоял в соседнем переулке, привезли в Фор-Крузе. Там ее развязали, обыскали, записали в дежурную книгу и отвели в камеру. Девушка назвалась первым попавшимся именем, которое пришло ей на ум, назвалась, скорее следуя интуиции, чем некому расчету. Она понимала, что с началом допросов у Клошена ей вряд ли долго удастся продержаться и тогда… «Что тогда?..» — мучительно думала фехтовальщица, присев на клок соломы в углу. Шанс выкрутиться у нее был, стоило только согласиться на предложение короля, но теперь даже это предложение казалось ей пустяком в сравнение с тем, что от нее потребуют назвать имя сообщника, то есть де Белара. Кристоф впрямую не имел отношения к заговору, но вряд ли это уже будет препятствием для правосудия, механизм которого запущен. Оно скорее помилует сводную дочь короля, чем какого-то мушкетера. Как избежать упоминания его имени в этой истории, Женька не знала, но она догадывалась, что череда допросов с пристрастием, так или иначе, приведут к тому, что, метавшийся внутри нее зверь, разобьет хрупкие стенки моральных преград вдребезги и вырвется наружу. Живущий древним инстинктом, он будет любой ценой стремиться покинуть тонущий корабль…

«Де Белар должен что-то сделать, — сцепив пальцы перед собой, думала фехтовальщица и немела перед пропастью своей души, вдруг открывшейся ей в углу тюремной камеры. — Он должен вытащить меня отсюда или… или бежать. Бежать?.. Нет, он не сможет сейчас бежать». Женька была уверена, что такой человек не сможет бежать, — ведь он опять должен ей.

Измученная тяжелыми мыслями, она уснула только под утро. Ее разбудил тюремный сторож.

— Вставай, милая. Господин Марени ждет. Вот похлебка. Жена узнала про тебя, сварила. Ешь да выходи. Нужно руки скрепить. Слышишь меня?

— Я… мне по нужде надо.

— Как поешь, на двор выведу. Шевелися, шевелися!

Женька поела похлебку, и сторож вывел ее в глухой дворик. Уборной никакой не было, и она справила нужду прямо рядом с крыльцом. Сторож не уходил и только отвернулся. Фехтовальщица огляделась, но бежать со двора, огражденного стенами соседних домов и высокой оградой, было невозможно. Перед посадкой в экипаж Женьке снова связали за спиной руки. Рядом с ней сел солдат Равьер, напротив Марени, вогнутое лицо которого источало тусклый, но хорошо видимый свет близкого торжества.

— Как спали, сударыня? — спросил он фехтовальщицу, но девушка не ответила и стала смотреть в забранное решеткой окно.

Париж уже проснулся и плескал в стенки полицейской кареты капризной человеческой суетой. Экипаж двигался медленно. Ему мешали другие экипажи, возы, направляющиеся к рынкам, люди и собаки, поэтому, когда он затормозил на одном из поворотов, никто, кроме кучера, особенно не встревожился.

— Ты что, скотина?! — крикнул он. — Ты что делаешь?! Караул!

— Что там, милейший? — повернулся Марени, сидевший по ходу движения спиной.

Вместо ответа раздался выстрел и крик. Кучер, похоже, свалился на землю.

— Равьер! — воскликнул сыскник.

Равьер высунул пистолет в окно и тоже выстрелил в кого-то. Улицу взорвала паника. Раздались новые крики и выстрелы, завизжали женщины у лавок. Марени направил в окно свой пистолет, но Женька толкнула его ногой, и он выронил оружие на пол. Она рванулась к дверке, чтобы выскочить наружу, но Равьер схватил ее сзади и подвел под горло холодную сталь своего кинжала.