Феликс и Незримый источник и другие истории

Высокие горы… Какое-то строение на скалах, красное, приглушенно-красное, цвета заходящего солнца; чуть пониже собачьи трупы, гниющие в рое мух… Ветер пригибает меня к земле. Но я прочно держусь на ногах и сам себе кажусь очень высоким, гораздо выше, чем на самом деле, а тело у меня исхудавшее и сухое, как крыло бабочки. Это мое тело – и в то же время не мое. У меня в крови кипит ненависть, она заставляет меня искать в горах какого-то человека, которого я хочу ударить палкой, чтобы убить; ненависть, кипящее черное молоко, настолько сильна, что в конце концов выливается наружу и будит меня.

Я один, никого больше нет, в своей постели, в своей комнате на Монмартре, под парижским небом.

Занятный сон.

Он повторяется снова.

Откуда берутся сны?

И почему этот обрушился именно на меня?

Каждую ночь я оказывался на длинных каменистых тропах – с той же жаждой мести в сердце. И опять эти собачьи трупы, и палка в руке, ищущая человека, которого должна уложить насмерть.

Мне становилось страшно. Обычно сны, появившись, затем исчезают. Но этот не желал уходить! Словно моя жизнь теперь протекала в двух четко обозначенных мирах: здесь, в Париже, в дневном мире, среди привычной мебели, привычных людей, в одном и том же городе, и там – но где там? – в мире высоких гор, где я хотел убить человека. Если сны повторяются, как не поверить, что в них ты живешь второй жизнью. Какая дверь отворялась мне ночью?

Ответ я получил через два года. И дала его незнакомая женщина.

Она была какая-то нечеткая, как дым ее сигареты; она сидела в глубине зала в кафе, где я обычно завтракал. Одна за столом, ее взгляд терялся в клубящихся вокруг нее завитках дыма. Я жевал свой круассан и смотрел на нее, просто так, без всякой задней мысли, как смотришь на людей, которые тебя непонятно чем привлекли.

Женщина встала, подошла к моему столику и уселась напротив. Взяла у меня круассан и доела его. Это получилось так естественно, что я даже ничего не сказал. Она посмотрела мне прямо в глаза и произнесла:

– Ты Свастика[34]. Ты – его дядя, тот, из-за которого все произошло, камень, о который спотыкаешься в самом начале пути.

– Не думаю, – просто ответил я. – Меня зовут Симон.

– Нет, – возразила она.

– Да, да, уже тридцать восемь лет.

– Ты ничего не знаешь, – отрезала она. – Тебя зовут Свастика. Во сне ты веками бродишь по горам, пытаясь очистить душу. Ты хотел бы освободиться от ненависти. Но это осуществится, только если ты сумеешь рассказать историю того, с кем ты боролся, историю Миларепы, величайшего из отшельников[35]. Рассказав ее сто тысяч раз, ты наконец избавишься от сансары, бесконечного переселения твоей души.

Она вернулась на свое место, вновь спрятавшись за колеблющейся голубой завесой дыма. И продолжала повторять:

– Сто тысяч раз, ты слышишь, сто тысяч раз…

Конечно, я подумал, что она не в себе, но запомнил эти два имени: Свастика (дядя) и Миларепа (племянник) и решил выяснить, кто они такие. В одной из библиотек я нашел песни Миларепы, могучего и почитаемого йогина. Мне захотелось побывать в Тибете, на крыше мира, и я совершил это путешествие. Я прочел стихи, которые Миларепа завещал своим ученикам. И узнал, в тридцать восемь лет, что меня действительно зовут Свастика и что это имя я ношу уже девять веков.

Из своих снов я понял: я был собакой, муравьем, грызуном, гусеницей, хамелеоном, навозной мухой. До сих пор я редко перевоплощался в человека, который мог бы что-то рассказать и тем самым освободиться. Моя душа переселялась не слишком удачно. Слишком часто я оказывался крысой или мышью, слишком часто погибал в мышеловке или кошачьей пасти. Сейчас я должен наверстать упущенное. В этот вечер после долгих расчетов я установил, что приближаюсь к ста тысячам. Впрочем, я не знаю: эта история – номер 99 999 или уже 100 000?

С такими цифрами как не ошибиться…

Моя история началась в Тибете. Я владел большими стадами.

Однажды в моих коз и яков вселились бесы. Животные страдали от лихорадки, ноги у них тряслись, голова кружилась, изо рта текла слюна. За несколько дней все они умерли. Я разорился.

Забрав несколько узлов – все, что оставалось от нашего имущества, – я с женой и сыновьями отправился к двоюродному брату, жившему в Кья-Нгаца. Тот принял нас очень радушно. Навстречу нам выбежал маленький Миларепа.

Помню, как он улыбался, стоя на пороге и широко открыв дверь.

Узнав о наших бедствиях, Миларепа очень расстроился. Он нас жалел, обнимал, хотел отдать моим сыновьям все свои игрушки. А когда узнал, что у нас с женой осталось только то, что на нас надето, заплакал. От его жалости в волосах у меня появились вши, а одежда превратилась в лохмотья. Его доброта меня унижала. Из-за его рыданий я осознал, что нищ. В тот вечер я понял, что возненавидел его навсегда.

Я начал тяжко трудиться. В этих краях заработать деньги было нетрудно. За несколько лет я сколотил порядочное состояние.