Феникс. Возродиться из пепла

Я сбилась со счета, на какой рывок руки, наконец, проскальзывают к коленям. Завалившись на бок, я протаскиваю ноги в образовавшееся пространство и, тяжело дыша, прислоняюсь к стене.

В пыли и потеках крови некогда белая рубашка похожа на старый мешок, который долго отмачивали в грязи, но меня мало заботит, как я выгляжу со стороны.

Сейчас должно получиться. Должно!

Отогнув ворот, я прижимаю руки к всевидящему оку. От прикосновения узор под ключицей едва теплеет, а может, мозг придумывает это в качестве защитной реакции на поражение. Нет ни свечения узора, ни осознания, что усилия были не напрасны.

— Ты мне нужен, — умоляю я со слезами на глазах.

Но Люцифер не отвечает на мой зов. Это конец.

Рыдая во весь голос, я приваливаюсь к плечу Теониса. Я не научилась пользоваться татуировкой и могу повторить имя Люцифера хоть тысячу раз — это не сработает.

— Он услышал, — Теонис гладит меня по голове, но я уже похоронила надежду.

— Я ничего не почувствовала.

— Главное, чтобы он почувствовал.

Подняв глаза к облакам, Теонис тоже замечает легион:

— Ангелы освободят замок. И помогут нам.

Меня же больше заботят силки на его крыльях. Снова и снова я цепляю золотую нить, но каждый раз она срывается и затягивается на перьях. Я изрезала подушечки пальцев, пытаясь ее удержать.

— Иви, это небесное злато, — пораженный моим упрямством, Теонис качает головой. — Его намаливали в храмах, придавая особую силу. Такое не снять голыми руками.

Синяки и кровоподтеки почти исчезли с бледного лица, а вот рана на затылке заживает слишком медленно. Проверив ее, я постукиваю ободранными ногтями по подбородку и в задумчивости блуждаю взглядом по затопленному полу:

— А что, если намочить крылья? Это поможет стянуть силки?

— И как ты принесешь сюда воду?

— Мы можем прыгнуть вниз. Попробовать удержаться на поверхности и…

— Только когда закончится регенерация, — вздыхает Теонис. — Прости. Сейчас не хватит сил. Я бы и рад затормозить процесс, но…

— Нет, нет! Тебе надо восстановиться, — я устало придвигаюсь к перилам балкона и смотрю вслед улетевшему легиону. — Думаешь, они нас найдут?

— Напрасно надеетесь, — от обвалившейся стены ковыляет Ксавиан. — Скоро им будет не до вас, — он тоже успел увидеть легион, и не скрывает самодовольного оскала. — Прошлое повторится, и силы тьмы восстанут из небытия.

— Ты тоже слышал пророчество? — ахаю я.

— Пророчество? — непонимающе хмурится Теонис.

— В «Чертоге» есть зеркало, — сбивчиво объясняю я. — Оно предупреждало, но никто не воспринимал всерьез. Дословно звучало так: «Прошлое повторится. Силы тьмы восстанут из небытия и поглотят все сущее. Реки крови затопят плодородные земли. Огонь иссушит источники. Голод и мор удушат смертных. Силы света призовут на помощь карающую длань, но священная смерть больше не будет спасением».

Пока я цитирую Нингаль, Ксавиан не сводит с меня пристального взгляда. В нем нет угрозы, скорее любопытство.

— Что означает пророчество? — я умоляюще смотрю на него, но он молчит.

Не хочет говорить? Или не знает?

Вместо Ксавиана тишину нарушает Теонис:

— Я слышал, что в смутные времена, когда ангелы воевали с демонами, на земле тоже начались войны. Люди сражались долго, проливая реки крови, уничтожая плодородные земли и сжигая города.

— Хочешь сказать, мы настолько связаны? — ужасаюсь я.

— Смертные созданы по нашему образу и подобию, поэтому чувствуют гнев и ярость высших.

В замешательстве я кусаю губы. Если Теонис прав, как только легион начнет отбивать замок, это неизбежно отразится на тех, кого мы должны оберегать.

— А что за священная смерть? — продолжаю допытываться я.

Если есть хоть малейший шанс остановить сражение, нужно им воспользоваться.

— Бойня остановилась, когда кто-то из высших добровольно принес себя в жертву.

— Как? И где?