Феникс. Возродиться из пепла

Теонис пожимает плечами, насколько это позволяет врезающиеся в кожу нити.

Господи, как же выяснить правду? Мысли бьются в истерике, не желая выстраиваться даже в подобие логической цепочки.

Жертвоприношение.

Чья-то смерть во спасение остальных. Такое было и на земле. Специальный ритуал, для которого сооружали возвышения — жертвенники. Позже их заменили алтари[1].

По образу и подобию.

Алтари в храмах. Они есть и на земле, и небесах. Как же найти тот, где все произошло много лет назад? Я и знаю всего один…

От внезапной догадки меня прошибает холодный пот. Затопленный алтарь прямо под нами. Проклятый. То есть утративший свою святость. Это не может быть просто совпадением.

Нельзя принести жертву, потому что без прежней силы храма она бессмысленна.

— Теонис, — шепчу я, дождавшись, когда Ксавиан отвернется. — Алтарь здесь, в сеноте! Он проклят. Вот почему, смерть больше не спасение. И если начнется война, ее ничто не остановит — ни на небесах, ни на земле.

— Вы этого не увидите, — из тени колонн выступает Луциана.

Она уже здесь… но почему? Испугалась легиона? Или не ждала его так быстро? И что будет с замком? Заключенные остались возле него, бесконтрольные и злые. Надеюсь, Данталион и Юстиана сумеют защитить учеников.

— Госпожа, — кланяется Ксавиан.

— У нас мало времени, — морщится Луциана. — Наверняка в аду уже узнали.

Продолжая лебезить, Ксавиан убеждает в обратном:

— Морок силен, а гарпии будут немы.

Гарпии? Неужели она в сговоре со стражами седьмого круга?

— Только если получат три души, — Луциана игнорирует услужливость.

Так вот, как ей удалось сбежать! Луциана пообещала чужие жизни взамен своей.

— И если нет…

— Я знаю, что ты здесь! — суровый голос Ромуила не дает ей продолжить.

В разломе крыши мелькает крылатая тень.

— Первая душа, — улыбка Луцианы похожа на оскал хищника. Повернувшись в нашу сторону, она ядовито цедит сквозь зубы: — А ангелочка-то любят сильнее, чем необращенную шваль.

Я пропускаю оскорбления мимо ушей и ободряюще сжимаю руку Теониса. Он нервничает — я чувствую, как дрожат его пальцы.

— Зачем ей мой отец?

Хороший вопрос. Луциана полна решимости отомстить, но Ромуил вряд ли имеет отношение к смерти Саата. В видениях из храма я не могла рассмотреть лицо убийцы, но его рост и телосложение запомнила — тщедушная фигура ничем не походила на Ромуила.

Не отводя взгляда от обвалившегося потолка, Луциана достает из-за пояса знакомый кинжал:

— Наконец ты за все ответишь.

Ромуил влетает внутрь и, опустившись рядом с нами, складывает крылья — даже не пытаясь обороняться!

Где же помощь? Неужели он пришел один? Не побоялся, в отличие от моей матери.

— Мы оба знаем, что у меня не было выбора, Луциана.

— Ты позволил им забрать моего сына! — рычащее эхо взлетает под своды храма.

Так вот, за что она его винит. Туман над грехами прошлого рассеивается, но лишь на мгновение. Тяжелый вздох Ромуила снова все запутывает:

— Он был и моим.

[1] Раньше «алтарем» называли верхнюю часть жертвенника, на которой происходило жертвоприношение. Теперь это название относят к части храма.

Кровные узы

Мне страшно пошевелиться. Кажется, даже вдох сделает происходящее реальным, а я не хочу верить в то, что вижу. И не могу смотреть на Теониса — судя по дрожащим плечам, его неслабо лихорадит. Не каждый день узнаешь, что твой отец не просто нарушил запрет Близости, но и стал одной из причин гибели невинной души. И неважно, какой сущности она принадлежала.

Нездоровую улыбку Луцианы легко спутать со счастливой, если бы не глаза, почерневшие от гнева. Разъярена и довольна одновременно — пугающая эмоция, как и она сама. Боль сделала ее безумной и заставляет топить в себе всех без разбора.

Вытерев со лба багровые брызги, Луциана направляет окровавленный кинжал на меня:

— Если твоя сука-мать не появится, я отдам гарпиям тебя.

— Не поздновато ты его признал?

Ромуил игнорирует издевку, а я зажимаю рот кончиками пальцев. Разве такое возможно? Лэм говорила, что ребенок не появится от простого вожделения — решение продолжить род должно быть обоюдным. Значит, и Ромуил этого желал. Неужели он любил Луциану?

— Ты меня не убьешь, — в самоуверенном голосе слышатся звенящие нотки. Что это — эхо угасшего чувства? Или страх? — Гарпии признались о сделке. Ты обещала им три души, но в седьмом круге место убийцам, а я не виноват в смерти Саата.

С губ Луцианы срывается нервный смешок.