Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст

Летальный исход можно было предотвратить, уверял Замятнин, если бы унтер-офицер Кашин, которому была вверена партия, позволил ссыльным укрыться от мороза и поправить здоровье в одной из попутных деревень. Шелашников же в очередной раз согласился, что необходимо усилить надзор и отчетность по вопросу снабжения ссыльных, отправляемых на восток. Но правительство не могло навязать свою волю начальникам этапов в тысячах верст от Санкт-Петербурга. В 1860–70-х годах ссыльные продолжали гибнуть в походных конвоях от холода, голода и болезней в таких больших количествах, что это вызвало протесты местного крестьянства, которое обязали брать на себя похороны умерших [РГИА. Ф. 1286. Оп. 29. Д. 771 (1868). Л. 4–5, 19–23 об., 32–34; Оп. 36. Д. 686 (1875). Л. 14].

Сперанский задумывал Тобольский приказ о ссыльных как эффективную административную штаб-квартиру института ссылки. На самом деле это была коррупционная яма. В Петербург шли отчет за отчетом, сообщавшие о растратах, о кражах имущества ссыльных, о бойкой незаконной торговле в местах ссылки[457]

. В 1833 году один из инспекторов, полковник Маслов, доложил министру внутренних дел графу Бенкендорфу, что служащие Приказа о ссыльных выясняли, у кого из арестантов, следовавших в Восточную Сибирь, были деньги, и продавали им разрешения остаться в Тобольской губернии [ГАРФ. Ф. 109. 1-я экспедиция. Оп. 8. Д. 357 (1833). Л. 15]. Расследование по этому делу, длившееся шесть лет, выявило целый ряд злоупотреблений. Более 2000 ссыльных получили незаконное разрешение остаться в Тобольске; другие приобрели разрешения на возвращение в губернии, из которых они были высланы, а третьим были самовольно сокращены сроки заключения [РГИА. Ф. 1286. Оп. 7. Д. 377 (1840). Л. 38]. Но и два десятилетия спустя мало что изменилось. В 1862 году в редком по тем временам разоблачительном материале петербургский журнал «Зритель» сообщил о неизменной коррупции Тобольского приказа о ссыльных. Автор статьи сообщал, что чиновники иногда приходят к заключенным, притворяются, что на них возложены особые полномочия, и, «отозвав в сторонку», предлагают свои услуги: похлопотать, чтобы те могли остаться в Тобольске или перевестись с иркутских заводов на поселение в Тобольской губернии [По этапу 1862: 790–791].

Статья вызвала ряд новых расследований, начатых Министерством внутренних дел, но смыкание рядов и прикрытие тылов было возведено чиновниками администрации сибирской ссылки в ранг искусства [РГИА. Ф. 1286. Оп. 24. Д. 231 (1863). Л. 14, 20–21]. Тобольский приказ о ссыльных продолжал хищение средств, выделяемых на теплую одежду, в результате чего заключенные оказывались беззащитными перед суровостью сибирской зимы. Один чиновник сообщил в 1864 году, что ссыльные по-прежнему отправляются из Тобольска настолько плохо одетыми, что «при неимении собственной одежды» никоим образом не смогут «следовать в казенной». Некоторые прибывали в Томск с тяжелыми случаями обморожения, потеряв пальцы на руках и ногах от холода [ГАТОвгТ. Ф. 152. Оп. 39. Д. 114 (1864). Л. 1].

Злоупотребления было трудно искоренить отчасти и потому, что даже самые высокопоставленные должностные лица активно участвовали в махинациях и мошенничестве. Между 1822 и 1852 годами пятеро из одиннадцати губернаторов Тобольска были уволены за коррупцию [Gentes 2010: 52]. В 1847 году генерал-губернатор Восточной Сибири В. Я. Руперт (1787–1849) был вынужден уйти в отставку после того, как расследование признало его виновным в целом ряде злоупотреблений, в том числе в том, что он заставлял каторжан работать в его собственной резиденции [РГИА. Ф. 1286. Оп. 10. Д. 1428 (1846). Л. 15–22].

Но какими бы вопиющими ни были злоупотребления властью и продажность отдельных должностных лиц, они не порождали, а только усугубляли изначальные пороки системы: нехватку ресурсов и неумелое, рассогласованное управление. В ответ на претензии Санкт-Петербурга к вопиющему положению дел в Тобольском приказе о ссыльных чиновники обычно оправдывались, что все это происходит из-за «недостатка канцелярских способов и умножения числа дел, после состоявшегося в 1823 году указа о бродягах» [РГИА. Ф. 1286. Оп. 7. Д. 377 (1840). Л. 71]. И были по-своему правы. К 1856 году Тобольский приказ о ссыльных, в обязанности которого входила экипировка, запись в статейные списки и распределение почти каждого ссыльного, вступавшего на территорию Сибири, насчитывал в общей сложности семь работников: директора, двух асессоров, двух бухгалтеров и двух секретарей. К 1873 году их число возросло до девяти [Власенко 2008: 299].