Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст

Неудивительно, что при таком скудном составе администрации спустя полвека после реформ Сперанского в делопроизводстве института ссылки по-прежнему царил хаос. Заключенные приезжали в Иркутск из Западной Сибири без надлежащих документов с указанием их преступлений и приговоров [РГИА. Ф. 1286. Оп. 36. Д. 698 (1875). Л. 1–2]. Правительственная проверка показала, что в период с 1872 по 1875 год Иркутский приказ о ссыльных не вел точных записей о проходящих через него ссыльных: «При отсутствии всех этих отметок Экспедиция в большинстве случаев, зная, что ссыльный поступил в ее распоряжение, не знает, где он находится и какими правами он пользуется по состоянию своему». Проверяющие обнаружили около пятисот необработанных дел, датированных 1870 годом, «сваленных в кучу». Были случаи, когда каторжане уже давно отбыли срок каторги и должны были быть отправлены на поселение, «но еще не уволены, за неприсылкою на них Иркутской Экспедицией статейных списков». Один приговоренный к ссылке крестьянин уже два года содержался в иркутской тюрьме в ожидании отправки, потому что чиновники не могли найти его документов [РГИА. Ф. 1286. Оп. 36. Д. 793 (1875). Л. 7, 12–17, 49]. В центре, правда, ситуация была немногим лучше. Так, в 1877 году один незадачливый арестант на полгода застрял в московской тюрьме, перед тем как отправиться в ссылку: чиновники никак не могли выяснить, какой ему вынесен приговор [РГИА. Ф. 1286. Оп. 38. Д. 407 (1877). Л. 103–103 об.].

«Круговая порука» в арестантской партии:

арестантская артель

Ссыльные реагировали на жестокую и непредсказуемую обстановку в арестантских партиях тем, что на время пути устраивали в своей среде артель – сообщество заключенных. Эти неофициальные, но могущественные организации, в которые входили представители разных групп общей численностью около десяти человек на каждую партию, фактически следовали общинным традициям деревни. Артель ведала всеми сторонами жизни арестантской партии. Ее главной задачей была коллективная защита членов арестантской партии от властей. Действия артели во главе с избранным старостой регулировались традициями. В ее ведении находились торговля, общий фонд припасов и драконовские кодексы дисциплины и наказания [Ядринцев 1872: 151–152]. Хотя артель не была официальным образованием, тюремное начальство признавало ее существование и, в некоторой степени, ее необходимость. Власти закрывали глаза на многие незаконные действия артели и полагались на ее добрую волю в управлении партией. Арестанты, в свою очередь, ценили доверие этапных начальников и старались облегчить им работу, следуя предписаниям и соблюдая взятые на себя обязательства.

Перед выходом из европейских городов России партия на время пути в Тобольск выбирала старосту. Обычно это был человек, хорошо знавший Сибирь по предыдущим ссылкам, нередко бродяга, бежавший из ссылки только для того, чтобы снова быть пойманным, либо тот, кто обладал полезными навыками и профессиями. По прибытии в Тобольск артели распадались и образовывались заново уже внутри новых, постоянных партий, сформированных Тобольским приказом о ссыльных. Приказ о ссыльных должен был одобрить избрание нового старосты до того, как партия отправлялась в путь. После того как выбор был утвержден, ни один этапный офицер не имел права сменить старосту, если только этого не требовала вся путешествующая партия [Wood 1990: 403–404].

С самого начала пути артель держала «майдан» – своего рода торговый центр в рамках походной партии: торговали провиантом, табаком, водкой, содержали игорные притоны [Gentes 2009: 209–210]. Кроме того, артель распоряжалась общей денежной казной, которая использовалась главным образом как источник взяток для покупки льгот у этапных начальников и солдат. Подобные сделки касались, в частности, права просить милостыню в попутных деревнях. В деревнях можно было нанять дополнительные подводы с лошадьми для перевозки слабых и больных. Артель также заключала сделки с офицерами конвоя, которые обеспечивали арестантам льготы, но требовали, чтобы они сами поддерживали дисциплину в партии [Wood 1990: 404–405].