Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст

Вспышки голода 1876–1877 и 1896–1897 годов в первую очередь волновали колониальных начальников тем, что устоявшиеся социальные механизмы переставали работать: потенциально опасные «преступные классы» необходимо было переселять, что грозило социальными и политическими волнениями. Но власти опасались не только вспышек преступности: памятуя о массовых беспорядках 1857–1858 годов, в массе праздношатающихся голодных людей видели серьезную угрозу общественному порядку[494]. Переселение в город, пригород или орошаемый район представлялось наиболее рациональной стратегией выживания при голоде, так что «праздношатание» властью трактовалось как иррациональное бегство и проявление «слепых инстинктов дикого зверя»[495]

. В одночасье объекты лучших гуманистических переживаний и забот обернулись «зловредными паразитами» и «абсолютно бесполезными и никчемными общественными элементами»[496]. Подобные умонастроения любезно подставили плечо чиновникам, дабы тем удобнее было «предпринять первый шаг по борьбе с голодом»[497]

: массово задержать его изможденных, но потенциально опасных «праздношатающихся» жертв. Группы задержанных голодающих концентрировали в лагеря, где заставляли трудиться в обмен на паек.

Это был не первый случай голода в Индии, и в прошлом «Бритиш Радж»[498] щедро раздавал голодающим зерно. Однако в 1890-е годы власти отдавали предпочтение практике коллективных задержаний и временной изоляции голодающих: по городам устраивались целые рейды, в результате которых «задержанных всеми средствами вплоть до насильственных старались оставить в лагере»[499]

. Чиновники администрации и сами признавали, что принудительные задержания зачастую представляли собой «процедуру, весьма далекую от законных и демократических норм, скорее смахивающую на преступное нападение»[500]. По-армейски прямо и строго суть дела описал подполковник Томсон, тогдашний санитарный комиссар Северо-Западных провинций (будущий начальник британских концлагерей во время войны в Южной Африке), заявивший, что все пересуды «о каких-то “правах” <…> канули в сражении не менее чудовищном, чем сам голод». Нельзя допускать даже обсуждения приказов, не говоря уж о том, чтобы «рассматривать их в суде»; напротив, эффективность «всей кампании» зиждется на «фигуре лидера, то есть – Диктатора, слово которого есть конечный приговор, нещадно карающий» любого, кто поднял голос против государственной воли [Toh mson 1914: 115–116].

Помимо концентрации «праздношатающихся» голодающих, по мере ухудшения ситуации власти также стали отправлять на временное поселение в лагеря и вполне оседлых, «респектабельных» земледельцев. Нежелание властей как мириться с потенциальными убытками, так и вмешиваться в ценовую политику на рынке зерна отражалось в мизерных пайках, выделяемых голодающим, вынужденным за это тесниться в громадных жилых комплексах и изнурительно трудиться на общественных работах. По сути, то же настроение, что ранее привело к образованию работных домов и трудовых колоний в Британии, вылилось в Индии в создание лагерей помощи, главными условиями получения которой являлись строжайшая трудовая дисциплина и необходимость неукоснительно отбыть установленный срок.

Журналист Уильям Дигби[501] отметил, что даже «более благополучные жители Индии питали к лагерям помощи то же отвращение, с которым относились к работным домам в Англии обычные малообеспеченные люди», указывая, что «скотские условия лагерей помощи, в которые вынужденно отдает себя бедствующий человек, отвращает от любой государственной милости и более стабильные классы» [Digby 1878, 2: 351, 295]. Однако дело в том, что тяжелые условия существования в лагерях помощи, которые их обитатели ставили в один ряд с прочими репрессивными мерами британских властей, задумывались чиновниками именно таким образом, чтобы стать своего рода «форпостом», не позволяющим попавшим в беду еще и впасть в «грех уныния и лености». Как бы в довесок к «заслуженной мере боли» лагерь предоставлял скудную пайку тем, у кого не было иного выбора, как принять ее, отсеивая их от прочих нуждавшихся, кто еще мог как-то сводить концы с концами [Ignatieff 1989]. Битком набитые голодающими общежития трудовых лагерей прекрасно отражали идеологию laissez-faire и в целом отношение к рабочей силе викторианского правительства: считалось, что принятых мер вполне достаточно и более щедрых благотворительных жестов уже не требуется.