После занятия британскими войсками Претории, Блумфонтейна и других крупных городов бывших бурских республик война окончательно перешла в фазу противостояния с партизанами, рассеянными по всему театру военных действий. Тогда, выслеживая партизан и жестоко карая население, предоставлявшее им кров, провиант или амуницию, британские войска прибегли к тактике выжженной земли, оставляя за собой бесплодные и пустынные поля, подобные индийским землям, истощенным очередной засухой. Уже совсем войдя в раж, главнокомандующий британскими войсками лорд Китченер даже предложил ссылать вражеских гражданских лиц на Мадагаскар, Фиджи или еще на какой-нибудь остров, дабы Южная Африка стала «безопасной и комфортной для белых <читай «британских»> колонизаторов»[509]
. Однако логистика подобного плана была признана чрезмерно затратной, и лорд Китченер принял решение насильственно сгонять все бурское население в занятые армией города, чтобы оттуда доставлять их в устроенные за городской чертой концентрационные лагеря, где бы наконец гражданские лица были поднадзорны и подконтрольны британским военным. Этот план напоминает примененную испанским генералом Валериано Вейлером-и-Николау тактику «реконцентрации», когда во время кубинской военной кампании мирное население принудительно собиралось и изолировалось в охраняемых лагерях, чтобы не дать ему содействовать повстанческим отрядам [Smith and Stucki 2011; Davey 1960]. Война в Южной Африке во многом также предопределила ход будущих британских конфликтов в колониальных протекторатах Кении и Малайе, где для отсева гражданских лиц от предполагаемых мятежников также применялись лагеря, которые историк Кэролайн Элкинс определила как «британский ГУЛАГ в Кении» [Elkins 2005; Khalili 2013].Несомненно, концентрационные лагеря применялись для выполнения специализированных военных задач, однако историки часто склонны преувеличивать роль, отводимую лагерям стратегическим расчетом. Принудительное интернирование африканеров аргументировалось отработанными еще в Индии культурными клише, рисующими подозреваемых как «класс, представляющий опасность»: грязную, выродившуюся расу «дикарей, чей белый налет едва прикрывает их грубость»[510]
, заявлял генерал Китченер[511]. Понимая под гигиеной и в целом чистотой синоним цивилизации, британцы раз за разом описывали буров как «полуцивилизованную, немытую, праздно-ленивую массу», окончательно растерявшую «инстинкты своих европейских предков», которые бы «сгорели со стыда, подобно любому цивилизованному европейцу», взгляни они сейчас на то, что сталось с их потомками[512]. Таким образом, хотя военный контекст сформировал стратегические предпосылки принудительной массовой изоляции, аргументация таковой осталась в русле привычных оппозиций чистоты и нечистоты и тому подобных тезисов, сопровождавших и прежних лагерных арестантов.В довесок к достижению военных целей, при помощи концентрационных лагерей британцы стремились реализовать и прежние стремления к перевоспитанию неблагонадежных социальных элементов. Так что неудивительно, что во главе подавляющего большинства южноафриканских концлагерей стояли не погрязшие в насилии генералы, но гражданские чиновники, плоть от плоти устоявшейся традиции лагерной концентрации подозрительных элементов колониального общества. Да и само колониальное начальство с готовностью проводило параллель между военными концентрационными лагерями и предшествующими попытками интернирования, призывая на помощь в организации и управлении будущей южноафриканской лагерной системой подполковника Томсона и прочих «лагерных экспертов», набивших руку в Индии и гордившихся «аналогичным успешным опытом с чумными и голодными лагерями»[513]
. Колониальной администрацией даже был созван специальный комитет, призванный инспектировать лагеря на предмет здравоохранения, санитарии и проведения разъяснительно-воспитательной работы с задержанным контингентом; словом, все было исполнено в лучших традициях всевозможных высоконачальственных «защитников обездоленных» в работных домах и трущобах метрополии[514]. Итак, привычные процедуры по надзору и контролю над социально и расово подозрительными и дегенеративными элементами сообщили известный вектор развития будущей системе южноафриканских концентрационных лагерей. Таким образом, соглашаясь с Ханной Арендт, считающей концентрацию бурского населения предтечей печально известных лагерных систем XX века, одновременно с тем следует заметить, что сами лагеря в Южной Африке являлись продуктом имперского сознания века девятнадцатого, наделенным характерным букетом бесчеловечной риторики и пафоса гуманистической заботы. Провозгласив наступление нового века политического насилия и тотальных войн, британские лагеря все же остались укоренены в традициях индийского прошлого.Британские и советские лагеря: сравнительный разбор