Британия, родина либеральной мысли, породила тем не менее также и лагеря. Такова наша реальная история, которой еще предстоит всерьез заняться – как историкам империи, которые частенько отмахиваются от нашего неприглядного лагерного прошлого, так и историкам советской эпохи, поскольку такой подход позволяет рассматривать ГУЛАГ в более глобальном контексте. С помощью детального сравнительного анализа следует ответить на два главных вопроса: во-первых, каким образом опыт британской лагерной системы XIX столетия повлиял на дальнейшее развитие лагерей в Советском Союзе и Третьем рейхе? Существовала ли непосредственная кадровая и политическая преемственность между имперской и тоталитарной системой? Во-вторых, какие структурные параллели существовали между лагерными системами различных режимов? Каким образом в лагерных системах разных государств адаптировались базовые идеи социально-политических угроз, преступности и исправления преступников в системе снабжения и в целом организации жизнедеятельности лагерей?
Детальный сравнительный анализ лагерных систем (к которому историки пока лишь подбираются) неизбежно требует оговорок о серьезных различиях – скажем, между британскими и советскими лагерями (как и немецкими, китайскими и прочими), а также о различиях между лагерями даже внутри единой государственной системы. Очевидно, что британские каторжные лагеря и временные лагеря для зараженных чумой или голодающих имеют ряд важных различий, пусть все они и мотивировались одними глубинными установками. Аналогичным образом различались и условия пребывания в ГУЛАГе в зависимости от времени и места: при Ленине или Сталине, на каторжных работах в Сибири или в какой-то обычной исправительной колонии, и так далее. То же относится и к нацистской Германии: лагерная система 1933–1938 годов предложит куда более щедрый материал для сравнительного анализа, чем газовые камеры в Освенциме, ставшие скорее радикальным примером обширной системы немецких лагерей, нежели ее нормой[515]
. Сама история требует, чтобы мы с особым вниманием проходили каждый ее поворот и перекресток; но историк и сам постоянно рискует оказаться в незавидном положении не узнавшего типичный для разных исторических путей поворот. В такой ситуации, пожалуй, полезно было бы расширить «круг подозреваемых», перейдя от привычных сопоставлений системы ГУЛАГа и нацистских лагерей к, скажем, системе лаогаев – тюремных ферм и колоний в КНР, или нынешним «ГУЛАГам» в Северной Корее.При таком подходе удобное и привычное различение на «либеральных» (вроде Британии) и «авторитарных» (СССР) может зазвучать по-новому, порой даже меняя своих адресатов. Подобный анализ также поможет глубже понять культурные и материальные предпосылки развития современных лагерных учреждений.
Непосредственные связи
До 1920-х годов, говоря о «концентрационных лагерях», комментаторы и политики зачастую подразумевали колониальные лагеря Британской империи. Все газеты мира писали об Англо-бурской войне, разнося тем самым семена будущих лагерных систем. На региональном уровне война спровоцировала качественные изменения в южноафриканских колониальных режимах; конечно, европейские державы конкурировали между собой за колониальное господство, но в то же время их связывали отношения взаимного партнерства [Lindner 2010]. Так, немецкая делегация внимательно ознакомилась с лагерями англичан в Южной Африке, и через пару лет Германия уже развернула свои собственные, где затем истребляла племена нама и гереро[516]
(1904–1905). Ну а кайзеровские колониальные лагеря, в свою очередь, «вдохновили» нацистские лагеря 1930-х годов; впрочем, это – тема отдельного обстоятельного исследования [Hull 2005; Erichsen and Olusoga 2011; Kreienbaums 2019].Британские лагеря, кстати, довольно часто приходили на ум политикам и идеологам Третьего рейха[517]
. Можно вспомнить, скажем, характерную перепалку Германа Геринга с британским послом Невиллом Хендерсоном, когда нацистский лидер схватил с полки энциклопедию и вслух зачитал начало словарной статьи: «