Массовое насилие характеризуется уничтожением больших прослоек гражданского населения, часто сопровождаемым зверствами, которые с первого взгляда кажутся бессистемными или лишенными смысла. Однако помимо крайней жестокости людей, на которых мы зачастую возлагаем ответственность за подобные злодеяния, массовое насилие и убийства являются следствием своеобразного «рационализма». Они не просто рождаются в «исступлении бойни» («battlefield frenzy», выражение, использованное Кристофером Браунингом для описания взаимной беспощадности солдат в разгар войны [Browning 1992: 160]), а, скорее, становятся итогом обдуманной программы перемещения и истребления групп гражданского населения (мужчин, женщин и детей).
Термин «массовое насилие» подразумевает не конкретную технологию или специфическое орудие убийства (нож, пулемет, ядовитый газ и пр.), но коллективно организованный акт или серию актов, имеющих целью ликвидацию целых групп безоружных людей. Поскольку массовые преступления требуют высокой степени организованности, ответственность за них часто лежит на государстве. Очевидно, что подобные зверства под силу и отдельным группировкам, повстанческим отрядам, партизанским движениям, стремящимся к власти. Однако данная форма насилия становится более эффективной, когда у ее организаторов в распоряжении имеются особенно действенные методы: при поддержке армии, полиции, административных ресурсах и разветвленных сетях связи внутри населения можно совершать широкомасштабные убийства [Valentino 2004]. Помимо этого, важными составляющими современной системы государственного насилия являются также конкретные образы, метафоры и политическая идеология. Согласно Джеймсу Скотту, в основе политических программ, направленных на кардинальное переустройство общества, нуждающегося в устранении будущего конфликта, лежит высокий модернизм в авторитарной форме [Scott 1998][565]
. Эта утопическая цель неизбежно ведет к отрицанию многих базовых прав личности, если не их существования в целом. Высокий модернизм также является фундаментом того типа современного коммунизма, который получил развитие на базе советской модели. Маоизм как разновидность сталинизма в той же мере испытывал влияние некоторых элементов этого подхода к созданию нового человека и нового общества. Настоящая статья помещает трудовой лагерь в более широкий исторический контекст, а также обрисовывает взаимный обмен идеями и методами между китайской и советской лагерными системами, следствием чего явилось их сходство, но также различия и модификации.С этой целью я анализирую дискурс, стоявший за склонностью руководства страны применять насилие в борьбе с реальными или мнимыми врагами. Массовые репрессии осуществлялись двумя способами, с помощью двух различных наборов действующих лиц. При первом способе использовались массовые движения и кампании, организуемые местными партийными ячейками при поддержке местных госучреждений. Второй способ задействовал правоохранительные органы. Я заключаю, что в 1950-е годы система трудовых лагерей играла значительную, системную роль. Реагируя на недостаток собственной легитимности и продолжавшееся сопротивление, власти вознамерились выстроить эффективную систему для борьбы с оппонентами. Однако большинством исследований данный аспект игнорировался или преуменьшался, поэтому вопрос массового насилия все еще ждет всестороннего критического пересмотра.
Обстоятельных научных трудов о лагерной системе лаогай немного. Ранее они в основном опирались на опубликованные документы и воспоминания, отчасти по причине нехватки достоверных архивных источников [Domenach 1992; Wu 1992; Williams 2004]. Важнейшие фонды находятся в архивах центрального правительства и центральных партийных органов и по-прежнему закрыты для исследователей. Больше повезло ученым с местными архивами. Ныне стала доступна значительная масса бывших секретных материалов, включая тайные полицейские отчеты, лагерные картотеки, полные, без купюр, тексты речей и инструкций партийных работников и руководителей, досье заключенных, содержащие признания и отчеты о работе, мемуары, письма и устные рассказы. Эти документы проливают свет на повседневную жизнь лагерей, особенно такие моменты, как применение силы, условия труда и перевоспитание, тогда как управление системой лаогай в целом, в том числе подробная статистика, остается малоизвестным аспектом[566]
. Один из главных обсуждаемых в литературе вопросов – несоответствие благостных официальных заверений суровой лагерной действительности. Другая проблема касается общего политического и социального назначения лагерной системы.Государство как орудие