Читаем Феноменология зла и метафизика свободы полностью

Феноменология зла и метафизика свободы

Российская стабилизация всегда базировалась на определенном консенсусе в рамках системы служилого государства. Крестьянство соглашалось выносить тяготы подневольного труда до тех пор, пока видело, что правящая элита несет свою долю тягот. Всеобщность служилой аскезы и выступала основой консенсуса. Упоминавшийся указ о вольности означал сепаратный выход дворянства из этой системы, что обессмысливало пребывание в ней остальных. А после Петра крестьянство все более отбрасывалось к полюсу, диаметрально противоположному все более европеизировавшейся элите.

Большевизм, срывший вестернизированную элиту, по многим показателям отбросивший Россию назад, по-своему восстановил консенсус служилого государства. Сталинизм не только вернул крепостничество, но и возвратил систему тотальной рекрутчины, подчинив ей и правящую номенклатуру. Брежневский застой нарушил этот баланс. Номенклатура вновь сепаратно вышла из служилого консенсуса, реализовав гедонистический паразитический образ жизни в гарантии личной неприкосновенности и безнаказанности. А потом захотела конвертировать власть в собственность и суверенитет.

Но, узурпировав модернизацию в духе агрессивной вестернизации, элита добилась не менее агрессивного ее неприятия населением и дискредитации ценностей демократии и либерализма. А попытки найти поддержку на Западе вела к далеко идущим уступкам в вопросах, жизненно важных для России, торговле национальными интересами и опять же – росту внутреннего напряжения в стране, что обернулось шараханьем в другую крайность – политического изоляционизма.

Традиционный ответ России на вызовы истории – усиление власти и насилие, включая принудительное нововведение и реформирование, жесткая организация, контроль, подтягивание резервов и… потери – обязательные и большие. Однако нынешняя ситуация отличается парадоксальностью: как и прежде, все еще нельзя без насилия, но и уже невозможно с насилием. Без сильного государства России не обойтись. Но сила его не может быть имперски-тоталитарной. Сила его может быть основана только на человеческой свободе.

Поэтому – хватит! Хватит поганить прошлое. Оно было. Хватит смеяться над фильмами, песнями, книгами. Они наивны. Они утопичны. Они нетерпимы. Они светлы. Это мечта, наивность, глупость, но это наша глупость, мечта, наивность, вера. Если их не принять, то ты оказываешься без прошлого. Ты – никто, ты не вырос, у тебя столь же глупые мечты.

Но исторический опыт России слишком страшен, чтобы можно было от него отвлечься, забыть о нем. Да и обращение к опыту других культур предполагает обязательное освоение собственного культурного и духовного опыта, а не прыжки из крайности в крайность. Из сталинизма в либерализм, а из последнего – в изоляционистское почвенничество.

Век ХХ сполна расплатился по векселям XIX, за искушения марксизмом и ницшеанством. Россия полнее других испила чаши этих искушений. Поэтому опыт ее общечеловечен. Общечеловечен и… конструктивен. Из национальных катастроф надо извлекать и позитивные результаты. Надо учиться превращать поражения в условия победы. В истории нет и не было ни одного народа, добившегося успеха, если он занимался самоуничижением и посыпанием головы пеплом, не искал позитивных начал в своих поражениях и катастрофах, не извлекал зерен подъема из собственных падений.

До сих пор фактически единственным мировоззрением, противостоящим реальной практике «соборности», «симфонического синтеза» остается либерализм, все столь же поверхностный и не востребованный на Руси. Помимо прочего и потому, что стремится к воспроизводству западных либерально-демократических прописей.

Потенциал свободы, несомненно имеющийся в российском духовном и историческом опыте, еще ждет своего обстоятельного осмысления, приглашением к которому является данное рассмотрение. Необходимы серьезные интеллектуальные усилия, чтобы обнаружить потенциал свободы в современной России. И ростки его не всегда привлекательны. «Когда б вы знали, из какого сора растут цветы, не ведая стыда». Но у свободы нет заказанного проторенного пути. Тем более – в России с ее путями-дорогами.