Феноменология зла и метафизика свободы

Счастье, самозванство и обстоятельства образа действия. Ситуация свободы и ситуация воли; Свобода, судьба и воздаяние; Диалогичность, рынок и демократия; Лента Мебиуса бытия.

Счастье, самозванство и обстоятельство образа действия

Для чего живет человек? Почему – более или менее понятно. Где, когда, каким образом и другие обстоятельства – тоже более или менее понятны. А вот зачем? С какой целью?

Не собираюсь лезть в вопрос о смысле жизни. Как известно, смысла жизни нет, но есть его проблема. Об этом сказано и писано многое, в том числе и мною. Единственно, хотелось бы уточнить, – а для чего знать – зачем? Ясно, что для осмысления и, тем самым, оправдания жизни. Тогда получается, что цель оправдывает средства. Да и смысл человек всегда придумает. «Ум – подлец, – писал Достоевский, – потому как виляет в готовности оправдать что угодно».

Человек ведь живет затылком вперед. Не дано ему знать, что впереди ждет. Задним числом осмысляется и осознается пройденный путь. Вопрос о смысле – именно об осмыслении задним числом пройденного пути, объяснения самому себе – как ты тут и такой оказался. Цель надстраивается над средствами и обстоятельствами и… оправдывает их. Человек ведь не может жить в бессмысленном мире.

Но есть цели и смыслы универсальные, когда ты, даже едучи затылком вперед, чувствуешь – туда надо, там тепло.

Вот так и счастье. «Человек создан для счастья, как птица для полета». Не больше и не меньше. Счастлив и оправдан. Не зря живет. И тогда главное – стремиться к счастью, преодолевая препятствия на пути к нему. Вот здесь-то и вопрос – что же мешает счастью?

Не было счастья, так несчастье помогло. Весь российский и советский духовный опыт, кашу которого мы расхлебываем до сих пор, заварен на этом вопросе. И на ответе, который пронизывает, объединяет сознание и искания интеллигенции, великую русскую литературу. Мешают обстоятельства. Мешает среда. Мешают условия, обстоятельства места, времени, образа действия и т. д.

Ведь что такое знаменитые «лишние люди» – Чацкий, Онегин, Печорин, Обломов и прочие «дяди Вани»? Таланты, прекрасные души, невостребованные плохой средой. «Лучи света в темном царстве». Неважно, что остается неясным – как это среди всего этого дерьма, среди всех этих мертвых душ берутся такие алмазы самородные. Среда, «не то» время, «не те» люди – не только их не понимают, но и губят.

Сама собой напрашивается и программа – убрать среду, отвергнуть, заменить условия и обстоятельства. И вот уже развертывается нравственная трясина нигилизма, бесовщины, революционаризма с их насилием и оправданием человекоубийства.

Человек вне обстоятельств – самозванец, сверхчеловек по ту сторону добра и зла. Это нигилизм, поскольку отрицается и отвергается реальный мир. Но нигилизм, возведенный в степень нравственного максимализма. Абсолютное отрицание существующего, разрушение его, уничтожение.

Это – утопизм – поскольку предполагается на месте разрушенного мира утвердить нечто идеальное, до сих пор нигде и никогда не существовавшее – у-топичное и а-хроничное.

Это не просто самозванство, а человекобожие – поскольку человек берется создать мир заново, сотворить его по своему разумению. Это полный правовой нигилизм и аморализм, нравственный беспредел, потому как, если человек создан для счастья, то оправдан любой путь к счастью, оправдано любое насилие над обстоятельствами, мешающими достижению счастья.

Более того, это путь полного и безоговорочного отрицания настоящего, то есть отрицание мира здесь и сейчас во имя мира иного. Формы этого отрицания могут быть различными: от простого эскапизма до глубоко религиозного эсхатологизма. Интеллигентский утопизм, например, доходящий до большевизма. Или народная вера в счастливую страну Беловодье, Китеж-град. Или даже не просто эсхатологизм как ожидание конца мира, ожидание пришествия и торжества Царствия Божия на земле, но и практические действия по его установлению своими силами. На деле такое «практическое человекобожие» оборачивается смертобожием – тотальным отрицанием ценности жизни конкретных людей и их конкретных обстоятельств.

Ведь нет, пожалуй, народа, столь пренебрежительного относящегося к собственной жизни, столь невзыскательного к «обстоятельствам» жизни, столь «бегучего» от них, как русский. Везде хорошо, где нас нет.

Российская свобода всегда – воля.

Ситуация свободы и ситуация воли