Феноменология зла и метафизика свободы

Но и здесь – оборачивание в собственную противоположность: ко всему, что утверждается на птичьем языке этого наукообразного мировоззрения, применимы кавычки. «Наука» оказывается псевдонаукой, громящей подлинную науку. Погромы в экономике, генетике, языкознании, кибернетике, психологии и т. д. велись от имени передовой «науки». Собственное бесплодие – теоретическое и практическое – отнюдь не смущает адептов «передовой науки». Ведь в конечном счете смысл их построений – «обоснование» положений об «отмирающих» и «передовых» классах, «отсталых элементах», «усилении классовой борьбы», «развитом социализме» и т. д., то есть навешивание политических ярлыков-бирок – не более, но и не менее.

По истине «ум – подлец», потому как «виляет». Описание и факты реальности принимают характер долженствования, вменяются в обязанность. Как писал А. Шафф, «…не так важно, что люди мыслят, а важно то, что они должны мыслить». Марксизм – первая и единственная философия, признавшая сменить оружие критики на критику оружием – в «Критике немецкой идеологии» и знаменитом 11-м тезисе о Фейербахе. Может быть, Гегеля и поставили на ноги, но зато в результате поставили на голову, на уши саму реальность.

Убеждение одного человека, что он лучше других знает истину, знает нечто такое, что другим недоступно, само по себе, особенно в экстремальных политических условиях, может стать источником оправдания любого насилия. Рационалистическое самозванство питает демонизм вождей, что и показывал неоднократно исторический опыт.

Самоутверждение утопизма

Особенно опасным политически, экономически и нравственно синтез «материализма» и «рационализма» становится, если он дополняется и подкрепляется утопизмом, для которого характерно мифологическое, если не религиозное восприятие идей. В этом случае «рационализм», придавая идеям наукообразный вид, как бы «окультуривая» идеологию, сам воспринимается религиозно, догматически.

Догматически-экстремистский рационализм содержит три постулата: 1) представления об общественных законах как реализующихся с механической непреложностью и, строго говоря, независимо от индивидуальных усилий, целей и намерений; 2) идея стопроцентной осуществимости конкретных мероприятий, если они опираются на знание и использование этих общих законов; 3) утопизм, а то и полное отрицание реальности. В экологии это будет означать, что охрана природы необходима только при капитализме, как следствие частной собственности и погони за прибылями. При социализме же – считай, государственной собственности, основанном на плановом хозяйствовании, исключаются возможности негативных последствий индустриализации. «Социалистическая» или «патриотическая» труба не может загрязнять воду и небо. Социалистическая собственность – значит ничье конкретно, общее, в интересах общества, то, что ведет автоматически к удовлетворению интересов всех, к неуклонному росту благосостояния, безошибочным планам развития и управления. «Прошла зима, настало лето – спасибо партии за это».

Планирование и управление приобретают тотальный характер. Как писано в одном из учебников 70-х: «По мере развития социализма, объем и глубина использования объективных закономерностей возрастают, а объем и значение стихийных регуляторов сокращаются». Пафос технократизма, научной организации труда, упорядочения, организации переросли со второй половины 20-х в пафос тотального манипулирования. Управлению оказывается подлежащим все: атмосферные явления погода, течение рек, вкусы и потребности людей.

Поскольку же здравый смысл подсказывает все-таки, что законы и инструкции невозможно предусмотреть на все случаи жизни, практически возможны три выхода в практике: а) перестать управлять, давая ситуациям разрешаться самостоятельно и дозревать до состояния, когда возможно рациональное управляющее вмешательство; б) руководствоваться волей вышестоящего начальства, собственными вкусами и амбициями; в) запретить и пресечь всякое развитие ситуации. Первое просто недопустимо с точки зрения рационалистической идеологии. Остается второе и третье, второе – полностью соответствует как идеологии самозванческой, а третье – наиболее вероятная реакция в незнакомых ситуациях, в положениях, превышающих компетенцию. Именно такова в конечном счете философия практического управления управляющих, некомпетентных, но претендующих на управление чем угодно.

Речь идет об утопизме как голой и ничем не прикрытой воле, стремящейся к реализации и способной не остановиться ни перед каким насилием в силу устраненности из самого ее содержания идеи человека. Это не просто рационалистическое оправдание чего угодно, любого насилия – это прямое насилие идеи над реальностью.

Единство материализма, рационализма и утопизма как собственных противоположностей