Ферзи

Больше всего коридор походил на аттракцион Замка Ужасов. Потолок и стены покрывали вывернутые потроха бесславно почившего дивана, окрасив всё обрывками обшивки и чадящим, зачернённым пухом. Вонь стояла удушающая. В сизой дымке погрязали тяжёлые стилизованные факелы и карта, едва проступали очертания тяжёлых дверей личного кабинета. О их наличии говорила лишь бронзовая ручка, изрядно почерневшая и местами оплавившаяся. Всё остальное тонуло в пятне сажи, одном из многих покрывавших стены и потолок. Коридор при кабинете Главы Замка Мастеров ещё не знал подобных разрушений, и лишь костяк дивана, покореженный и здорово обгоревший, упрямо стоял на прежнем месте, сдвинувшись от силы на локоть, вызывая к себе неподдельное уважение. И завершала всю эту композицию величественная фигура Воронцова, облачённая в парадный камзол с серебряными аксельбантами и белой окантовкой. В руке чародей продолжал сжимать горлышко винной бутылки, не решаясь оставлять где-то против себя улики. С запоздалым злорадством Арн отметил, что утро не удалось не только у него.

— А на что Вы хотели, чтобы это походило? — Глава вежливо приподнял бровь, стараясь подражать манере собеседника: из всех отцовских приятелей Воронцова он любил меньше всего.

— Я хотел, чтобы это никуда не ходило! А стояло так до утра, пока ты, шлёпок безмозглый, сам не додумался карту проверить, когда сигнал сбоя идёт!!! — бывший чернокнижник неплохо распалился, подгоняемый алкоголем, кричал, размахивал руками, даже бутылкой в сердцах едва не огрел непосредственное начальство.

Теперь Араон Артэмьевич внимательнее вгляделся в карту. После недавнего акта вандализма, смотреть на отцовскую радость он старался как можно меньше, ощущая лёгкие угрызения совести за рыбные кости. Сейчас же они, да и целый минтай, не смогли бы кардинально изменить ситуацию: угол дорогого артефакта был глубоко обожжён, а само полотнище обрело дополнительную холмистость из намертво прилипшего горелого пуха. Так на просторах артефакта мир лишился восточной Ускраины, доброй половины течения Динепа и обзавёлся горной грядой в районе Чвыра.

— Вот пакость, — бывший чернокнижник брезгливо пытался оттереть расплывающееся по белоснежной манишке пятно, белое Воронцов носил так редко, что порча даже таких малых деталей (вероятно одолженных или взятых у модисток в аренду) могла сойти за святотатство. — Видишь, какая…? Как только она гореть начала, меня оповестило. Она, кроме Советников и их старших помощников, только на мне и Ихворе замкнута была. По правде, не понимаю, почему здесь ещё не весь Совет пасётся!

— Угум, — согласно кивнул Глава.

Эта мысль первая пришла ему в голову, когда за выломанной дверью не оказалось головорезов или смертельной ловушки. Его поразило не состояние коридора (видал и не такие руины), а полное отсутствие необходимых свидетелей и злопыхателей. Уж кто-кто, а прожженные интриганы просто обязаны были присутствовать при триумфальном провале нового Главы и по возможности, если не засвидетельствовать смерть, то выдвинуть вполне оправданную ноту недоверия при таком непрофессионализме и легкомыслии. Отсутствие уязвлённых до глубины души вчерашним роспуском Советников могло объясняться либо желанием нападавшего скрыть действие под сложными чарами, не взявшими в расчет не входящего в Совет Воронцова, либо полномасштабным заговором. Отчего-то паранойе больше верилось в последнее.

— … бросил сюда заряд и сшился, — продолжал вещать своим густым, пробирающим до костей басом недогулявший чародей, сколупывая со стены кусочки сажи и едва на вкус не пробуя их в исследовательском порыве. — Наверное, был в курсе, где последнее время так недальновидно ночует наш новый Глава. Ишь, как раскирячило, а шума-то и не было, иначе стража налетела б. Не могу с ходу определить состав…

— Угум, — в этот раз молодой человек даже не потрудился кивнуть.

Что-то в испорченной карте ему категорически не нравилось, что именно, Арн ещё не решил, но уже ощутил, как захотелось пожевать чего-нибудь солёненького, что всегда было хорошим признаком назревающего интеллектуального прорыва. Приложив пальцы к ещё пульсирующей материи, под видом снятия сажи, он постарался прислушаться к ощущениям. Энергетическая сеть бесновалась. И среди ноток сумасшествия, вызванных поломкой артефакта, проскальзывали стоящие, хоть и пугающие сведенья.

— … а ведь эту дверь, гады, не осилили, — отрада в голосе Воронцова звучала, пострашнее чистосердечного признания в каннибализме.