Ферзи

Эта злобная радость, разорвала контакт, возвращая Мастеру-Боя чувство реальности. Покушение было, на это закрывать глаза не стоило, как и на то, что выполнялось оно во всё той же безликой манере без задействования чар. Из чего напрашивался вывод, что либо постарались люди князя, силой не обладающие (вряд ли кто-нибудь рискнул бы обратиться по этому вопросу к чародею ещё и достаточного потенциала), либо заказ отдавали сами чародеи, не желающие давать наводку в случае спасения жертвы. Араон прислонил к стене метлу и раздражённо потёр переносицу: молодому человеку смертельно хотелось курить.

— Лель Мисакиевич, я могу попросить Вас кое о чём? — устало проговорил Важич, заправляя в пазы свой безотказный серп и пытаясь спешно найти по карманам припрятанную на чёрный день папироску.

— Даже не думай, что я позволю замолчать и это дело, — проникшийся бедою собрата по пристрастию, Воронцов протянул страждущему свой портсигар, не меняя при этом ни позы, ни выражения лица.

— И в мыслях не было, — кривовато улыбнулся в ответ Арн, опасливо беря грубую самокрутку, — напротив, хочу, чтобы Вы сами курировали поисковую группу. Нет, не набрали сами. Её за Вас и так инквизиторы организуют, а именно курировали, смотрели, как улики проходят, куда следы деваются. Вы меня понимаете?

Бывший чернокнижник (хотя что уж там говорить, никто особенно и не верил в его возвращение на светлый путь добропорядочности) довольно осклабился, словно вампир на девственницу. Важич непроизвольно нахмурился, но удержался от профилактического удара черенком метлы в переносицу, хотя рука к летательному агрегату и потянулась. Воронцов угрозы в том не увидел, вернув свой прежний мрачно-недовольный вид, отправился по своим делам, и лишь чуть сильнее обычного пружинящая походка выдавала приподнятое настроение старого чародея.

Дождавшись, когда шаги приободрённого чернокнижника стихнут в коридоре, Араон Важич открыл замок и вошёл с собственный такой небезопасный на практике кабинет. На первый взгляд всё было как прежде: и небрежно сброшенная на пол одежда, и разлетевшиеся по всему кабинету от очередного эмоционального хлопка дверью листы отчётов, и выдвинутый на центр комнаты фикус. Однако что-то, что молодой чародей отчаянно не хотел признавать в качестве интуиции, не давало ему окончательно расслабиться. Ловко маневрируя между бездарно перепутавшимися отчётами, он подошёл к столу и, не удержавшись, провёл пальцами по ставшему любимым прессу для бумаги, который уже успели оттереть от крови и даже снабдить дополнительным утяжелением. Арн не мог отказать себе в такой малости, как держать рядом столь удачно подвернувшуюся вещицу. Обойдя стол, он долго всматривался в график, почти теряющийся в полумраке, потом сел на отцовское место и попытался оценить обстановку с другого ракурса. Разум не находил изменений, что вызывало волну раздражения и досады. Привычно протянув руку, он нащупал ручку кружки с остывшим, но от того не менее замечательным кофе и застыл как громом поражённый. Кружка была на месте, точка в точку с натёкшим буроватым кружком на столешнице в то время, как Глава точно помнил, что после неудачного разговора с Алькой вынужден был отставить кружку в сторону, пока вытирал болтуна, в сердцах притопленного в чёрном вареве. Уголок грязного кружка от этого виднелся из-под листа.

Воронцов был не прав: до кабинета они добрались…

Араон Важич прикрыл глаза и тяжело вздохнул, понимая, что надеяться теперь можно только на чудо и лень. Чудо, что среди всех разваленных документов, коим учёт не сможет провести и самый виртуозный архивариус, ничего не успели унести или подложить в великих диверсионных целях. И лень, как тот природный фактор, который может гарантировать, что несколько особо важных папок лежащих сейчас, насколько помнил Арн, под задней ножкой дальнего кресла, не были осмотрены и скопированы. Он, конечно, основные выкладки помнил и так, а пропажу пару десятков казённых умывальников Замок перенесёт и без соответствующих постановлений завхоза (что тут скажешь, не любил чародей специально заводить тетради и писал, где приходилось), но передавать в лапы врагу собственные, пусть и весьма смутные наработки совершенно не хотелось.

Крепкая, ядрёная, как то любил чернокнижник, сигарета выскользнула из пальцев и покатилась по полу. Мастер рассеянно проводил её взглядом вплоть до каменного выступа, так же заваленного бумагами. Сверху, чтобы от сквозняка тонкие листы не разлетались по полу, присоединяясь к уже обрушившимся отчётам, их придавили большим томиком Сфилинии Белой, которую так любила Алеандр за образность рифмы, а отец за удобство формата для маленьких но дорогих сердцу заначек. Совершенно некстати вспомнилось, как пару дней назад братец той самой Алеандр за ужином смеялся, что его даровитая сестрёнка половину своих рецептов по этой книге делает, а она кричала, что из них только мазь от прыщей, выявитель правды и порошок от вшей пробовала и все они действовали. Тогда он вместе со всеми посмеялся, а теперь невольно задумался.