Фьезоланские нимфы

Когда жена все это рассказала,Его схватила за сердце тоска.Любовь отцовская не устояла,Чтоб тотчас же не повидать сынка.В каморку, где постель его стояла,Невольно потянуло старика.И видит — спит. Его он закрываетИ прочь оттуда тотчас поспешает.

CLV

И он сказал старушке: «ДорогаяЖена, сынок, сдается мне, уснул,Лежит в постели, тихо отдыхая,И разбудить его я не дерзнул:Грешно, и шутка вышла бы плохая,Когда б теперь я сон его спугнул».«Конечно, — отвечала Алимена, —И не тревожь: ведь сила сна бесценна».

CLVI

Когда уж долго юношу, лаская,Опутывал сетями легкий сон,И воля грудь наполнила былая,Вздохнув глубоко, пробудился он,А возле — никого. И, вновь вздыхая,Своей печали прежней возвращен,Он пред собою мыслью неостывшейВсе видит нежный взгляд, его сразивший.

CLVII

Но чтоб себя не выдать вдруг позорноИ обмануть отцовское чутье,Вскочил и приоделся он проворно.Скрыв муку страсти, одолел ее.Красивое, спокойное притворно,Отер он полотном лицо свое

И взор, еще слезами орошенный, —И вышел вон, хоть несколько смущенный.

CLVIII

И Джирафоне тотчас же встречаетИ спрашивает сына своего,Что было с ним и как он поживает.И, все еще любуясь на него,О том же Алимена вопрошает.А он в ответ: «Да, право, ничего.Я выспался — и не томит нимало,Прошла вся боль, что так меня терзала».

CLIX

Но все ж отец решил приготовленьеГорячей ванны для него, — и вотЕе берет он только в уверенье,Что боль иная сердце не гнетет.

О Джирафоне, что твое леченье!Любовное страданье не пройдет,И разве тут твоя поможет ванна,Когда глубоко в сердце скрыта рапа!

CLX

Довольно же. И после омовеньяИзрядно грустно день проводит он.Два, три, четыре дня — одни мученья.Минутного он отдыха лишен,Все позабыв былые упоенья,В задумчивости мрачной погружен.Но мысль о той его не покидает,По ком и дни, и ночи он страдает.

CLXI

Отец, и мать, и все дела на свете,Все — все равно, ничем не занят ум,

И мысли нет ни об одном предмете,Вся жизнь кругом — какой-то праздный шум.Но лишь одна бессменно на приметеУ скованных, порабощенных дум,В одну лишь верит, лишь одной боится,-И ею создана его темница.

CLXII

Когда бы в страстном, пламенном горенье —Не зная где — он мог ее сыскать,Весь исстрадавшись, принял он решеньеТого предела уж не покидать.И лишь в одном он ведал утешенье —Чтоб без помехи плакать, и вздыхать,И тихо вспоминать о том, что было,Что с милою его соединило.

CLXIII