Фиктивный «Капитал»

Не мог он не знать о Черной Смерти — страшной, опустошительной эпидемии чумы 1348-50 гг., поразившей всю Европу, а в Англии унесшей от трети до половины населения, притом больше мужчин, а из них почему-то — наиболее трудоспособных возрастов. Серьезные историки с редким единодушием видят в том опустошении причину упомянутого законодательства. Дефицит рабочих рук вызывал конкуренцию нанимателей, в которой побеждали самые богатые. Законы против повышения зарплаты пресекали конкуренцию, предотвращали разорение «малых бизнесов» и монополизацию рынков, обеспечивали общий рост экономики. По разным причинам, законодательство, регулирующее зарплату, держалось долго и было отменено лишь в 1813 г.

Ограбление колоний

Это третий пункт обвинения — еще один якобы источник первоначального накопления капитала. Сколь ни правдоподобным — в силу крепко вколоченного предрассудка — казалось бы нам это утверждение, с ним разобраться несложно.

Самые выдающиеся эксцессы грабежа колониальных владений проявили испанцы и португальцы — первые колонизаторы заморских территорий. Однако, ввозимое американское золото развращало испанцев, лишая их стимулов к труду. Отечественное производство не развивалось, и золото уходило заграницу, скопляясь во Франции, Голландии, Англии. «Из-за американского золота Испания обеднела», — заключил проницательный Жан Боден (XVI век). Оказывается, грабежом колоний не очень-то разбогатеешь.

В XVI–XVII веках, когда между Испанией, Португалией, Нидерландами, Францией происходил активный дележ новооткрытых земель, Англию раздирали смуты и гражданские войны. Только при Кромвеле (середина XVII в.) она стала морской державой, и тогда обнаружилось, что мир уже поделили и обошлись в этом без Англии. Все значительное, что составило позже Британскую империю, было отбито англичанами у других стран Европы (войны «за испанское наследство», «за французское наследство» и другие).

Ладно, грабеж колоний имел место. И к моменту обретения Англией территорий, составивших ее империю, они были изрядно разграблены. Между тем, Англия уже была одной из самых богатых стран. Именно ее экономических потенциал сыграл решающую роль в военных и военно-морских победах, в завоевании господства на морях и океанах. «Правь, Британия, волнами!»[6] Сопоставляя утверждение Маркса с историческими свидетельствами, находим, что все происходило с точностью до наоборот.

Нет необходимости прослеживать дальше экономическую историю по Марксу. Здесь не видно признаков научного исследования. Под блестящим журналистским пером автора все упоминаемые им исторические события превращаются в однозначное, целенаправленное разоблачение хищнической сущности капитала.

Еще один пример. Учреждение Банка Англии в 1694 г. положило начало изумительно эффективной финансовой системе, ставшей позже образцом для многих стран (некоторые сравнивали это событие по значению с Великой Хартией Вольностей). Маркс описывает это событие как сделку жуликов. «Какое впечатление произвело на современников внезапное появление этого отродья банкократов, финансистов, рантье, маклеров, спекулянтов и биржевых волков, показывают сочинения того времени, например, сочинения Болингброка», — пишет Маркс и дает сноску с цитатой… из Монтескье. Только по этим одним его словам можно составить представление об уровне как познаний Маркса в области финансов, так и понимания им значения финансовой деятельности в экономической жизни.

Апокалипсис Карла Маркса

Пересказывать все это можно, но передать трудно, потому что вся соль главы XXIV — в ее «пассионарности», в нарастающем эмоциональном накале. Науки нет и в помине. Зато журналистика экстра-класса! Нагнетание внутренней энергии текста, сгущение концентрации злобы и ненависти закономерно выливаются в огульное оплевывание самой европейской культуры того времени: «С развитием капиталистического производства в течение мануфактурного периода[7] общественное мнение Европы освободилось от последних остатков стыда и совести».

Поклеп, притом весьма наглый (без стыда и совести). Именно тогда общественным мнением Европы впервые поднимаются вопросы о нетерпимости бедноты, нищеты, ущемления трудящихся классов и, наконец, рабства чернокожих. Это мыслители. А лучшие из промышленников новой генерации основывали общества за отмену рабства в американских колониях, кассы взаимопомощи и врачебные диспансеры для рабочих. Не говорю здесь про Роберта Оуэна, который за десять лет сотворил в рабочем поселке Нью-Ленарк настоящее социально-экономическое чудо[8].

Охаянный Марксом XVIII век подготовил моральное негодование века XIX, на которое цинично сделает ставку автор «Капитала». Маркс похищает нравственное чувство читателя и направляет его негодование на самые основы социально-экономического уклада общества.

В этом случае он не ошибся. С каждой страницей нравственное чувство читателя все больше негодует, все больше кипит наш разум возмущенный. Тучи сгущаются… В воздухе пахнет грозой…