Философия истории

Обосновывая ценность исторического сознания, Коллингвуд формулирует тезис о том, что «мысль существует только в историческом процессе, а исторический процесс является историческим лишь в той мере, в какой он познается нами как процесс мысли. Другими словами, самопознание разума не является случайным. Оно входит в его суть. Вот почему историческое знание — не роскошь, не простое развлечение досужего ума, которому он придается в минуты, свободные от более насущных занятий, но его первая обязанность, выполнение которой важно для сохранения… самого разума» (См.: Указ. соч. — с. 217).

Без определенного познания самого себя, знание человеком всего остального несовершенно, ибо познание чего бы то ни было без осознания процесса этого познания дарит нам только полузнание. Осознавать, что я знаю, значит познавать самого себя. Самопознание желательно и важно для человека не только ради него самого, но и как условие, без которого невозможно критически оценить и надежно обосновать другое знание, знание других (См.: Указ. соч. — с. 195–196). Чем более развита рациональность на индивидуальном уровне, тем выше ступень исторического самосознания на коллективном уровне. Чем более разумен человек, тем более он свободен. Чем более свободно общество, тем более высокое место оно занимает. И средством социального успеха является, в первую очередь, история. Но с точки зрения Р.Дж. Коллингвуда она сохраняет проблемный характер.

Во-первых, методы исторического исследования сложились под влиянием тех методов, которые обеспечили успех не обществознания, а естествознания. Несомненно, статистические данные могут быть полезны для историка, но они ничего не дают ему до тех пор, пока он с их помощью не выявит мысль, стоящую за этими фактами, до тех пор пока не откроет и не оценит идею этих фактов.

Во-вторых, трансформация субстанции в реальность неизменной природы человека с претензией на эталон для развития общества создает для исследовательской практики порочный логический круг, ибо в этом случае игнорируется реальное единство рационального и иррационального в границах человеческой жизнедеятельности.

Эти и другие проблемы создают определенные трудности на пути исторического самопознания, но не ставят под сомнение его значение как условие полноценной жизни людей.

Коллингвуд много усилий приложил к тому, чтобы освободить историю от позитивизма, но как адепт гегелевской концепции человека, он не смог преодолеть разрыв между сущностью и существованием человека. Поэтому обращение к человеку у английского мыслителя несет печать декларативности.

Последующие события Первой мировой войны продемонстрировали приоритет иррациональности над рациональностью. Единство рационального и иррационального, величие и ничтожество человека становятся предметом «Новой исторической школы — Анналов». Представители этой школы рассматривают не теоретического, а практического человека в качестве главного фактора истории.

Новая школа положила начало исторической антропологии и заполнила методологический вакуум при рассмотрении вопросов истории повседневности. Она дала историку возможность не только оценить свое влияние на формирование мировоззрения тех, кто решает проблемы самопознания через историческое сознание, но и уяснить меру ответственности за свою историю. Основоположники этой школы Марк Блок и Люсьен Февр сформулировали ряд принципов, которые обеспечили возможность освоения истории как исторической антропологии. Среди этих принципов особое место занимает принцип активной позиции исследователя по отношению к задачам науки, к предмету исследования и к историческим источникам. Тезис о «тотальности» изучения человека в многообразии его отношения к миру породил «проблемную» историю. Приоритет объекта, характерный для позитивистской ориентации, уступил место субъекту. Если позитивизм утверждал, что без «источников нет истории», то основоположники новой школы заявляли о том, что «истории нет без историка».

Концепция «тотальной истории» значительно расширила предмет истории. Отныне история ориентирована на изучение «многообразия социально-антропологических связей» с ориентиром на постижение коллективного неосознанного участия.

Марк Блок заостряет внимание на том, что исследовательская практика научилась расчленять реальность на ее составляющие и не постигла необходимости собирать целое из частей. Освоение этого искусства возвращает историю в лоно науки, которая исследует не аморфное прошлое, не абстрактного человека, а человека социального. Такой подход оправдывает необходимость истории и обеспечивает ее целесообразность. История выходит за рамки описания всевозможных фактов прошлого. Она становится наукой о человеческих обществах (См.: Марк Блок. Апология истории или ремесло историка. — М., 1973).