Философия истории

Редукционизм как методологический принцип, тоже оказался не универсальным. На это не претендует и современная методология. Ее требования скромнее. Если некая теория позиционирует себя как научное знание, то она должна соответствовать тем критериям научности, которые приняты в настоящее время в научном сообществе. Не удивительно, что Ф.А. Хайек при критике сциентизма, как методологической научной экспансии, ссылается на то, что никто из выдающихся ученых его не придерживается, а только некая безликая масса бихевиористов, которые по внешнему поведению людей стараются открыть законы социального поведения. Последнее по Ф.А. Хайеку в принципе невозможно.

Во-первых, сам факт такой аргументации говорит о том, что Ф.А. Хайек имеет дело с критикой методологии той науки, которая еще не стала доминирующим общественным феноменом, то есть с методологией науки рубежа позапрошлого и прошлого веков. Именно для такой науки характерно движение от открытий одного выдающегося ученого до открытий другого. Современная наука осуществляется еще и научными коллективами, где само открытие может быть сделано усилиями множества ученых. Конечно, это не отменяет факта индивидуального таланта. Следует обратить внимание на новое качество функционирования и развития науки.

Во-вторых, сегодня трудно переоценить тот вклад в развитие науки, который внесли те же бихевиористы своими экспериментами в социологии, психологии, политологии и в других науках. Ими выявлены те закономерности, наличие которых так упорно отвергаются в гуманитарных и социальных науках. Но методология бихевиоризма также не оказалась всеобъемлющей. Методологический принцип неполноты теории это вполне адекватно объясняет.

Поэтому возвращение к О. Конту и критика в его лице позитивизма-сциентизма вполне оправдана. Единственно чего нельзя делать оставаться там, в прошлом, и переносить его слабости на современную науку и ее методологию. Конечно, нельзя отказать в праве на существование ни одной области человеческой интеллектуальной деятельности. Однако не каждую такую область можно называть научной. Поэтому последний тезис: нет двух типов наук и научности, есть только одна общая научная парадигма, т. е. единое представление о том, что есть научное знание в данных конкретных исторических условиях. В этом утверждении нет даже намека на научную экспансию в гуманистику, а только вежливое предупреждение любому знанию. Претензия на научность должна быть обоснована принятием ее критериев.

Отмеченное касается не только гуманистики, но и гуманитарных и социальных наук. Для ясности предыдущих и последующих рассуждений определим гуманистику как совокупность знаний и исследований о человеке, его жизнедеятельности и ее результатах. Такое знание может быть даже теоретическим, а не только нарративным. Но оно не научно, а если становится научным, то, очевидно, что попадает в разделы какой-нибудь конкретной гуманитарной или социальной науки, а при определенных условиях может стать новой наукой.

Отмеченное положение, безусловно, вызовет возражение. Трудно признать недоразвитость своей области знания. Однако, нет ничего унизительного в том, что некоторая область знания проходит стадию становления. К таким областям можно, как это ни странно, отнести и историю.

Отмеченные рассуждения позволяют прояснить поиск ответа на вопрос — как возможна современная философия истории не только как рациональное, но и научное знание.

С одной стороны, она выступает в том же качестве как философия любой конкретной науки. Ее задача описывать и анализировать исследовательскую программу и объяснять приемы работы исследователя, в частности, историка. С другой, там, где она рефлексирует над самой историей событий, историческим процессом, она смыкается с социальной философией. Но только тогда, когда она становится методологией истории, она приобретает параметры научности, то есть превращается в научное знание с его рациональностью, объективностью, способностью выявлять закономерности, верифицируемостью. Она превращается в самоорганизующуюся синергетическую целостность.

Там где философия истории рассматривается не как методология истории, а как философское осмысление проблемы социального бытия, она превращается в социальную философию. А там, где она как методология уходит в область рассмотрения конкретных теоретических конструктов исторического знания она становится теоретической историей. И ответы на приведенные выше классические вопросы надо искать в разных сегментах знания об истории.