Читаем Философия настоящего полностью

Если вид книги вызывает прямую реакцию движения к ней, то в этой реакции нет ничего кроме позыва организма к этому акту. Но если будятся все другие реакции, за которые может быть ответственна книга, то они могут войти в акт лишь постольку, поскольку они тормозятся или координируются. Они противятся преобладающей реакции движения к книге, пока интеграция акта не приведет их в пространственные и временные связи с торможением их непосредственного выражения. Именно это противостояние я и назвал сопротивлением. Мозг — часть центральной нервной системы, относящаяся к дистанционным чувствам. Вместе с тем он имеет прямую связь с рефлексами спинномозговой системы. Он не только ориентирует голову и тем самым организм на отдаленные объекты, но и связывает эти отдаленные стимулы с реакциями туловища и конечностей, которые эти объекты вызывают, когда организм втянут в контактный круг объектов; так что эти последние реакции возбуждаются заранее, еще до ситуации, внутри которой они могут быть действенно иннервированы. Итак, объект выражает себя в организме не только стимулированием приблизиться или уйти, но и предвосхищающим возбуждением реакций, которые будут выполнены позже. Говоря «выражает себя», я имею в виду, что связи, делающие из окружающих объектов среду организмов, действуют в самом организме. Среда налична для организма во взаимосвязи организма и среды. Отложенные реакции, интегрированные в акт по отношению к дальнему объекту, конституируют этот объект, каким он будет или, по крайней мере, может быть для организма. Но чтобы он мог быть объектом, он должен иметь внутреннее содержание, о котором мы говорим как о результатах ныне отложенных реакций. То, что они должны в каком-то смысле присутствовать в отдаленном объекте, требует объяснения. Я предлагаю объяснить это через сопротивление, которое они встречают в преобладающем акте, в связи с которым они должны быть интегрированы. Это сопротивление мы находим в регулировке и отсрочке исполнения и в тех торможениях, которые они за собой влекут.

Первичная фаза этого сопротивления, как мы выяснили, заключена в материи физического объекта. Неразрывная связь сопротивления объекта с сопротивлениями частей организма друг другу конституирует материю и объектов, и организма и переносит на объекты внутренность органических сопротивлений им, тогда как объекты в их пространственной организации ведут к определению организма как физического объекта. Но, как я ранее отмечал, это сопротивление проявляется как внутренность физической вещи только тогда, когда объект вызывает в организме собственную установку сопротивления как объекта. Физическая вещь использует наши тенденции к сопротивлению заранее, до действительного контакта, так что в поведении организма она существует не как ощущение организма, а как вход организма в объекты посредством принятия их установок и — через это — определения и контролирования собственной реакции. Есть, конечно, непосредственная реакция организма на оказываемое на него давление, и в нее объект как объект не входит. Здесь нет того качества объекта, которое было бы названо ощущением. Есть просто грубая реакция организма на свою среду. Но когда эта установка сопротивления объекта организму может быть пробуждена в самом организме, в противоположность сопротивлению организма ему, тогда появляется то, что философия разума могла бы локализовать в организме как ментальное: идея, в локковском смысле. Между тем исследование развития опыта младенца показывает, что сначала среда должна войти в органические реакции ребенка как сопротивление, подобное сопротивлениям, которые организм оказывает самому себе, и только потом организм может определить себя и свои переживания в противоположность окружающим его физическим вещам. Именно механизм головного мозга в своих соединениях с реакциями спинного мозга и мозгового ствола сделал возможным это исполнение роли физического объекта в поведении организма; и, в частности, он использовал манипуляторные реакции руки в пресечении хода реакции к ее консуммации. Здесь общее сопротивление вещи и руки дает вещи возможность играть свою роль в поведении организма. Науке Возрождения оставалось лишь выделить эти измеряемые характеристики физической вещи как условия всех других качеств вещи, проявляющихся в опыте.

Перейти на страницу:

Все книги серии Социальная теория

В поисках четвертого Рима. Российские дебаты о переносе столицы
В поисках четвертого Рима. Российские дебаты о переносе столицы

В книге анализируется и обобщается опыт публичной дискуссии о переносе столицы России в контексте теории национального строительства и предлагается концепция столиц как катализаторов этих процессов. Автор рассматривает современную конфронтацию идей по поводу новой столицы страны, различные концепции которой, по его мнению, вытекают из разных представлений и видений идентичности России. Он подробно анализирует аргументы pro и contra и их нормативные предпосылки, типологию предлагаемых столиц, привлекая материал из географии, урбанистики, пространственной экономики, исследований семиотики и символизма городских пространств и других дисциплин, и обращается к опыту переносов столиц в других странах. В центре его внимания не столько обоснованность конкретных географических кандидатур, сколько различные политические и геополитические программы, в которые вписаны эти предложения. Автор также обращается к различным концепциям столицы и ее переноса в российской интеллектуальной истории, проводит сравнительный анализ Москвы с важнейшими современными столицами и столицами стран БРИК, исследует особенности формирования и аномалии российской урбанистической иерархии.Книга адресована географам, историкам, урбанистам, а также всем, кто интересуется современной политической ситуацией в России.

Вадим Россман

Политика
Грамматика порядка
Грамматика порядка

Книга социолога Александра Бикбова – это результат многолетнего изучения автором российского и советского общества, а также фундаментальное введение в историческую социологию понятий. Анализ масштабных социальных изменений соединяется здесь с детальным исследованием связей между понятиями из публичного словаря разных периодов. Автор проясняет устройство российского общества последних 20 лет, социальные взаимодействия и борьбу, которые разворачиваются вокруг понятий «средний класс», «демократия», «российская наука», «русская нация». Читатель также получает возможность ознакомиться с революционным научным подходом к изучению советского периода, воссоздающим неочевидные обстоятельства социальной и политической истории понятий «научно-технический прогресс», «всесторонне развитая личность», «социалистический гуманизм», «социальная проблема». Редкое в российских исследованиях внимание уделено роли академической экспертизы в придании смысла политическому режиму.Исследование охватывает время от эпохи общественного подъема последней трети XIX в. до митингов протеста, начавшихся в 2011 г. Раскрытие сходств и различий в российской и европейской (прежде всего французской) социальной истории придает исследованию особую иллюстративность и глубину. Книгу отличают теоретическая новизна, нетривиальные исследовательские приемы, ясность изложения и блестящая систематизация автором обширного фактического материала. Она встретит несомненный интерес у социологов и историков России и СССР, социальных лингвистов, философов, студентов и аспирантов, изучающих российское общество, а также у широкого круга образованных и критически мыслящих читателей.

Александр Тахирович Бикбов

Обществознание, социология
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика

Антипсихиатрия – детище бунтарской эпохи 1960-х годов. Сформировавшись на пересечении психиатрии и философии, психологии и психоанализа, критической социальной теории и теории культуры, это движение выступало против принуждения и порабощения человека обществом, против тотальной власти и общественных институтов, боролось за подлинное существование и освобождение. Антипсихиатры выдвигали радикальные лозунги – «Душевная болезнь – миф», «Безумец – подлинный революционер» – и развивали революционную деятельность. Под девизом «Свобода исцеляет!» они разрушали стены психиатрических больниц, организовывали терапевтические коммуны и антиуниверситеты.Что представляла собой эта радикальная волна, какие проблемы она поставила и какие итоги имела – на все эти вопросы и пытается ответить настоящая книга. Она для тех, кто интересуется историей психиатрии и историей культуры, социально-критическими течениями и контркультурными проектами, для специалистов в области биоэтики, истории, методологии, эпистемологии науки, социологии девиаций и философской антропологии.

Ольга А. Власова , Ольга Александровна Власова

Медицина / Обществознание, социология / Психотерапия и консультирование / Образование и наука

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше

Сталкиваясь с бесконечным потоком новостей о войнах, преступности и терроризме, нетрудно поверить, что мы живем в самый страшный период в истории человечества.Но Стивен Пинкер показывает в своей удивительной и захватывающей книге, что на самом деле все обстоит ровно наоборот: на протяжении тысячелетий насилие сокращается, и мы, по всей вероятности, живем в самое мирное время за всю историю существования нашего вида.В прошлом войны, рабство, детоубийство, жестокое обращение с детьми, убийства, погромы, калечащие наказания, кровопролитные столкновения и проявления геноцида были обычным делом. Но в нашей с вами действительности Пинкер показывает (в том числе с помощью сотни с лишним графиков и карт), что все эти виды насилия значительно сократились и повсеместно все больше осуждаются обществом. Как это произошло?В этой революционной работе Пинкер исследует глубины человеческой природы и, сочетая историю с психологией, рисует удивительную картину мира, который все чаще отказывается от насилия. Автор помогает понять наши запутанные мотивы — внутренних демонов, которые склоняют нас к насилию, и добрых ангелов, указывающих противоположный путь, — а также проследить, как изменение условий жизни помогло нашим добрым ангелам взять верх.Развенчивая фаталистические мифы о том, что насилие — неотъемлемое свойство человеческой цивилизации, а время, в которое мы живем, проклято, эта смелая и задевающая за живое книга несомненно вызовет горячие споры и в кабинетах политиков и ученых, и в домах обычных читателей, поскольку она ставит под сомнение и изменяет наши взгляды на общество.

Стивен Пинкер

Обществознание, социология / Зарубежная публицистика / Документальное