Философия настоящего

Имеется характерное различие между так называемыми первичными и вторичными качествами. Сущность материи явлена в первичных качествах протяженности, действенного занятия пространства и подвижности. В нашем опыте они соответствуют тому, что Ньютон называл количеством материи. Последнее проявляется в непосредственном переживании пространственного сопротивления тела. Оно проявляется в силе инерции. Во всяком случае, это переживание объекта, оказывающего длящееся сопротивление, переживание наших тел, приобретающих инерцию, переживание усилия, необходимого для приведения в движение массивного тела и для изменения состояния его движения. Протяженность, объем и сопротивление изменению покоя или движения — все это не может быть точно определено в терминах нашего чувственного опыта, но все это свойства, позволяющие нам помещать себя внутрь физического объекта. Его сопротивление равно нашему собственному. Он чувствует то же самое. В случае вторичных качеств свойства, проявляющиеся в нашем зрении, слухе, вкусе и обонянии, не могут быть общими со свойствами самого физического объекта, которому они соответствуют. Организм обнаруживает себя в связи с объектами, имеющими такие качества, не потому, что он красный, соленый, шумный или пахучий. Организм вступает в связь с сопротивляющимися объектами через собственное сопротивление. Если мы ищем биологический механизм этого опыта, как мы поступаем в случае других так называемых чувств, то мы находим его в сопротивлениях, которые оказывают друг другу разные части организма. Так, рука надавливает на разные части тела, и те в ответ на это давление сопротивляются. Если человек надавит на поверхность стола, то получит то же переживание, что и при давлении на свою руку, разве что не будет реакции сопротивления давлению со стороны другой руки. Здесь есть общее содержание, благодаря которому организм переносится позже во внутренности вещей. Ни в каком другом чувственном опыте мы не переходим в вещь. Она может воздействовать на нас своим цветом, запахом, вкусом или температурой, но связь эта не устанавливает в нас характер объекта. Сопротивление, действенное занятие пространства, или Локкова «плотность», имеет в опыте, по его мнению, общий характер, присутствующий одновременно и в индивиде, и во внешних вещах. Если сформулировать это в терминах «идеи», или ощущения в уме, то все здесь — внешний эффект и внутреннее чувство — заключено в разуме, куда поместил его Беркли и где оставил его рассеянным среди других впечатлений ума Юм. Что требует более глубокого анализа, чем допускался психологией их длительности, так это та сторона физической вещи, которую я назвал ее внутренностью. Этот термин указывает не на новые поверхности, открываемые членением вещи. Он предполагает то единство вещи, которое Кант и его последователи-идеалисты помещали в процесс суждения; но он предполагает еще и нечто сверх того, а именно — элемент активности, выраженный в термине сопротивление.

Когда одна рука давит на другую, каждая рука сопротивляется другой изнутри. Как я говорил, когда рука давит на стол, в сопротивлении стола есть элемент, идентичный тому, который мы находим во взаимном сопротивлении двух рук; но хотя стол сопротивляется руке так же действенно, как и другая рука, сопротивление стола, взятое как абстрагированный опыт, лишено характера активности, присущего давлению противостоящей руки. Тем не менее требуется абстракция, чтобы изъять из стола это качество. Сказать, что мы вкладываем это качество в вещь, масса или инерция которой сопротивляется воздействующим на нее силам, значит либо вернуться к доктрине сознания сущности, скорее отделяющей индивида от физических вещей, нежели взаимно связывающей его с ними, либо прийти к игнорированию того факта, что организм индивида входит в опыт лишь постольку, поскольку его определяют и ориентируют другие объекты. Нет у нас также оснований полагать, что индивид локализует внутренность в самом себе раньше, чем в других вещах. Должно быть достаточно очевидно, хотя на самом деле это сплошь и рядом упускают из виду, что мы стали физическими вещами не раньше, чем окружающие нас объекты, и что мы анатомизируем самих себя, как недавно отметил Расселл, лишь поскольку анатомизируем других. Между тем в эволюции неокортекса можно разглядеть механизм, с помощью которого высшие организмы могут жить в среде, наполненной физическими вещами, включая их самих, которые все имеют внутренности. Несомненно, реакция изнутри должна исходить от организма, а не от внеположной ему физической вещи, но она не может быть локализована внутри организма до тех пор, пока организм не определен взаимосвязями с другими вещами.