Читаем Философия настоящего полностью

Все возвращается к этому; для перцептуального факта движения существенно разделение пространства и времени. Должно быть безвременное пространство, в котором происходит движение. Но безвременное пространство различается в зависимости от того, находится ли индивид, или «воспринимающее событие», в движении или покое. Если, как в случае поезда, мы переносим себя из пространства купе внутри поезда в пространство ландшафта, то в движении будет находиться пространство купе внутри поезда, а это пространство, если его измерить, будет измеряться в единицах, отличных от единиц пространства ландшафта. То же касается и времен. С учетом реляционного характера пространства и времени, их структурные характеристики будут различаться сообразно тому, что можно назвать временной перспективой индивида. И, как настаивает Уайтхед, эти различия принадлежат природе. Они не субъективны. Но ученому вполне достаточно преобразования из одной ситуации в другую. Принимает ли он геометрию пространства-времени или не принимает, его операция занята только преобразованием и не требует от него допущения трансцендентного пространства-времени. Цель физика — инвариантный набор уравнений, формулирующих условия, при которых мы можем контролировать свое физическое поведение. Чтобы достичь инвариантности для уравнений Максвелла и истолковать эксперимент Майкельсона — Морли, потребовалось разработать преобразования из одной временной перспективы в другую. Возможность успешных формул преобразования предполагает числовые утверждения, идентичные для всех различающихся перспектив. Их можно выразить в терминах пересечений событий и интервалов между ними в абсолютном пространстве-времени; но в преобразованиях физика такая формулировка не используется. Всякий раз физик остается в перцептуальном мире, преобразуя, насколько необходимо, одну перцептуальную перспективу в другую. И когда мы переходим от специального к общему принципу относительности, ситуация не меняется. В случае применения специальной теории координаты имеют непосредственную физическую значимость, обозначая меры, выраженные в терминах стандартных измерительных реек и часов, тогда как в общей теории числа отсылают к континууму, лежащему, как мы видели, вне всякого возможного опыта. Константы, следовательно, остаются просто числами, через которые естественные законы могут быть выражены так, что они будут оставаться в силе в любой рамке соотнесения, поле гравитационной силы можно будет заменить преобразованием осей систем координат и, в целом, метрические свойства пространства будут полностью определяться массами тел. Гений Эйнштейна развил, опираясь на эти принципы, физическую теорию, не только доводящую до логического завершения относительность пространства и времени, но и дающую более совершенную и точную формулировку физических процессов — к тому же такую, которая выдержала проверку наблюдением и экспериментом в тех пунктах, в которых она поддавалась проверке. В специальной теории мы формулируем измеряемые ценности — в разных системах координат — для одной перцептуальной перспективы через другую перцептуальную перспективу, т. е. имеем дело с локальными временами и локальными измерительными рейками. Числа имеют физическую значимость. В общей теории мы получаем ковариантные уравнения, т. е. не производим преобразований из одной системы координат в другую, а получаем выражения, имеющие силу для всех возможных систем координат. Числа явно не могут выразить меры времени и пространства в разных системах координат как отдельные друг от друга. Они возникают из возможности преобразования из одной возможной системы в любую другую возможную систему. Они достигаются с помощью геометрии четырехмерного Риманова многообразия и тензорной математики. Последние дают математический аппарат для измерения интервалов в континууме, как бы тот ни был деформирован (в этом случае в континууме пространства-времени), и задают форму, которую должны принимать уравнения, выражающие естественные законы, чтобы оставаться в силе для каждой системы координат.

Перейти на страницу:

Все книги серии Социальная теория

В поисках четвертого Рима. Российские дебаты о переносе столицы
В поисках четвертого Рима. Российские дебаты о переносе столицы

В книге анализируется и обобщается опыт публичной дискуссии о переносе столицы России в контексте теории национального строительства и предлагается концепция столиц как катализаторов этих процессов. Автор рассматривает современную конфронтацию идей по поводу новой столицы страны, различные концепции которой, по его мнению, вытекают из разных представлений и видений идентичности России. Он подробно анализирует аргументы pro и contra и их нормативные предпосылки, типологию предлагаемых столиц, привлекая материал из географии, урбанистики, пространственной экономики, исследований семиотики и символизма городских пространств и других дисциплин, и обращается к опыту переносов столиц в других странах. В центре его внимания не столько обоснованность конкретных географических кандидатур, сколько различные политические и геополитические программы, в которые вписаны эти предложения. Автор также обращается к различным концепциям столицы и ее переноса в российской интеллектуальной истории, проводит сравнительный анализ Москвы с важнейшими современными столицами и столицами стран БРИК, исследует особенности формирования и аномалии российской урбанистической иерархии.Книга адресована географам, историкам, урбанистам, а также всем, кто интересуется современной политической ситуацией в России.

Вадим Россман

Политика
Грамматика порядка
Грамматика порядка

Книга социолога Александра Бикбова – это результат многолетнего изучения автором российского и советского общества, а также фундаментальное введение в историческую социологию понятий. Анализ масштабных социальных изменений соединяется здесь с детальным исследованием связей между понятиями из публичного словаря разных периодов. Автор проясняет устройство российского общества последних 20 лет, социальные взаимодействия и борьбу, которые разворачиваются вокруг понятий «средний класс», «демократия», «российская наука», «русская нация». Читатель также получает возможность ознакомиться с революционным научным подходом к изучению советского периода, воссоздающим неочевидные обстоятельства социальной и политической истории понятий «научно-технический прогресс», «всесторонне развитая личность», «социалистический гуманизм», «социальная проблема». Редкое в российских исследованиях внимание уделено роли академической экспертизы в придании смысла политическому режиму.Исследование охватывает время от эпохи общественного подъема последней трети XIX в. до митингов протеста, начавшихся в 2011 г. Раскрытие сходств и различий в российской и европейской (прежде всего французской) социальной истории придает исследованию особую иллюстративность и глубину. Книгу отличают теоретическая новизна, нетривиальные исследовательские приемы, ясность изложения и блестящая систематизация автором обширного фактического материала. Она встретит несомненный интерес у социологов и историков России и СССР, социальных лингвистов, философов, студентов и аспирантов, изучающих российское общество, а также у широкого круга образованных и критически мыслящих читателей.

Александр Тахирович Бикбов

Обществознание, социология
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика

Антипсихиатрия – детище бунтарской эпохи 1960-х годов. Сформировавшись на пересечении психиатрии и философии, психологии и психоанализа, критической социальной теории и теории культуры, это движение выступало против принуждения и порабощения человека обществом, против тотальной власти и общественных институтов, боролось за подлинное существование и освобождение. Антипсихиатры выдвигали радикальные лозунги – «Душевная болезнь – миф», «Безумец – подлинный революционер» – и развивали революционную деятельность. Под девизом «Свобода исцеляет!» они разрушали стены психиатрических больниц, организовывали терапевтические коммуны и антиуниверситеты.Что представляла собой эта радикальная волна, какие проблемы она поставила и какие итоги имела – на все эти вопросы и пытается ответить настоящая книга. Она для тех, кто интересуется историей психиатрии и историей культуры, социально-критическими течениями и контркультурными проектами, для специалистов в области биоэтики, истории, методологии, эпистемологии науки, социологии девиаций и философской антропологии.

Ольга А. Власова , Ольга Александровна Власова

Медицина / Обществознание, социология / Психотерапия и консультирование / Образование и наука

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше

Сталкиваясь с бесконечным потоком новостей о войнах, преступности и терроризме, нетрудно поверить, что мы живем в самый страшный период в истории человечества.Но Стивен Пинкер показывает в своей удивительной и захватывающей книге, что на самом деле все обстоит ровно наоборот: на протяжении тысячелетий насилие сокращается, и мы, по всей вероятности, живем в самое мирное время за всю историю существования нашего вида.В прошлом войны, рабство, детоубийство, жестокое обращение с детьми, убийства, погромы, калечащие наказания, кровопролитные столкновения и проявления геноцида были обычным делом. Но в нашей с вами действительности Пинкер показывает (в том числе с помощью сотни с лишним графиков и карт), что все эти виды насилия значительно сократились и повсеместно все больше осуждаются обществом. Как это произошло?В этой революционной работе Пинкер исследует глубины человеческой природы и, сочетая историю с психологией, рисует удивительную картину мира, который все чаще отказывается от насилия. Автор помогает понять наши запутанные мотивы — внутренних демонов, которые склоняют нас к насилию, и добрых ангелов, указывающих противоположный путь, — а также проследить, как изменение условий жизни помогло нашим добрым ангелам взять верх.Развенчивая фаталистические мифы о том, что насилие — неотъемлемое свойство человеческой цивилизации, а время, в которое мы живем, проклято, эта смелая и задевающая за живое книга несомненно вызовет горячие споры и в кабинетах политиков и ученых, и в домах обычных читателей, поскольку она ставит под сомнение и изменяет наши взгляды на общество.

Стивен Пинкер

Обществознание, социология / Зарубежная публицистика / Документальное