Читаем Философская лирика. Собака из лужи лакает небо полностью

И без документов, без эмоций

Поплывёт над миром не спеша…)


С криком мы приходим в мир, а уходим молча

…Не всё нам в тряпочку молчать, пора о вечном прокричать!


С криком мы приходим в мир,

А уходим молча,

В ночь, протёртую до дыр,

Взгляд сосредоточив.


Знать ответ бы наперёд

У немого рока.

— Неужели мой черёд?

Как же так, до срока?..


Кто-то въедет в мир иной

Прямо на лафете.

Кто-то с вечера хмельной

Примет смерть в кювете.


Шумные по пустякам,

Люди-человеки,

Мы тогда наверняка

Замолчим навеки.


К ритуалу немоты

Нас принудят силой,

Даже если я и ты

Это не просили.


Слов невысказанных жгут

У венца творенья

Отчекрыжат, отсекут

Ножницы в мгновенье.


Что сомкнуло два кольца,

Жизнь прервав мгновенно?

У Создателя-творца

Спросим непременно.


Ухмыльнётся строгий лик,

И по нашей части

Буркнет в бороду Старик:

«Что, не накричался?»


Скажет ангелам своим:

«Жмурики — что дети,

Им давай поговорим,

Даже после смерти…


Вот ещё один клиент.

На простом погосте

Неуместен монумент —

Камнем обойдётся.


Невелик певца улов

В мире созиданья.

Черканите пару слов

Прочим в назиданье».


Эпитафия… Итог

Этого страдальца —

Ляжет камня поперёк

Надпись: «Он старался!»


Для грядущей славы, брат,

Этого в избытке.

Важен ведь не результат,

А его попытки.


Шевельнётся чуть свеча,

Колыхнётся пламя…

Нам бы лучше помолчать,

Как в плохой рекламе.


Мы ж шумели и шумим

Колосками в поле.

Всё, о чём здесь говорим, —

Лёгкий бриз не боле.


То не ветер-суховей,

Не комбайн грохочет,

То над жатвою своей

Ангелы хохочут.


Ждёт при жизни нас успех,

Оттого и спешка.

Да не минует нас всех

Божия усмешка.


Когда жизнь сжигается берестой

Когда жизнь сжигается берестой,

Мы всё проклинаем к лешему,

И просимся к Господу на постой

Продрогшие, обгоревшие.


Озябшего вусмерть на сквозняках

Укроет Бог неба саваном,

Оставим листвою в березняках

Мы то, что уже не надо нам.


Гусей улетающих вдаль косяк

Распустит сукно, как ножницы,

Опустится женщина на сносях,

К холодному лбу приложится.


Пред жизнью она одолеет страх,

Ей высь — простынёю стираной.

На кладбище где-то в иных мирах

Мы место ей забронируем.


При жизни нужно думать о живых

При жизни нужно думать о живых,

На чувства не скупиться и признанья

И лишний раз, пока любимый с нами,

Не забывать об участи вдовы


Или вдовца в разлуке навсегда

С тем, с кем взлетая выше или ниже,

Ты умирал от счастия, но выжил,

С кем пролетели лучшие года.


И никогда тому уже не быть,

Что стать могло бы хуже или лучше.

Оно осталось с другом неразлучным,

И лишь твоей печали не избыть.


При жизни нужно думать о живых,

Не ждать, когда вам горе горло сдавит,

Все главные слова внутри оставит…

Вы здесь, а друг уже в мирах иных,


Груз бренной жизни сбросив как балласт.

Там в силу своих новых полномочий

За близких друг, конечно, похлопочет,

Ведь уходил он с думою о нас…


Уход в небытие — удар под дых.

Чтоб после пережить боль расставанья,

На чувства не скупясь и на признанья,

При жизни нужно думать о живых!


Тост За жизнь! (С еврейского — Ле-хаим!)

Тост — "За жизнь!" (С еврейского — "Ле хаим!")

Часто мы горланим за столом.

Если нас потом ведёт лекалом,

Это потому, что недопьём,


А иначе бы лежали в лёжку,

Об одном печалились с утра —

Чем так пить вчера не понарошку,

Лучше б умереть позавчера.


Грех спиртным нам не побаловаться

(Пить всерьёз — Создатель не простит).

Тост "За жизнь!" таит в себе опасность

До поры с дистанции сойти.


Будем жить, пока нас не попросят

От привычек вредных навсегда

Отказаться. Нас одних не бросят,

Чтоб мы не сбежали до Суда…


В стороне родной, от слёз опухшей,

Где воспоминанья, как конвой,

Сорок дней продержат наши души,

А потом отпустят в мир иной.


Там без адвокатских словопрений,

Не нарушив времени лимит,

Вновь прибывших к полному забвенью

Мировой судья приговорит,


Сам своё решение отсрочит,

Надписи с надгробий не сотрёт,

Ведь привычка жить, вреднее прочих,

С нашей смертью к детям перейдёт.


Как до нас, "Ле хаим!" будет после…

Ну, а мы?… Да где бы нам ни быть,

Будем жить, пока нас не попросят

Место для других освободить.


Уж близок в мир безмолвия уход

Уж близок в мир безмолвия уход,

А мы живём как прежде безмятежно —

Готовиться к тому, что неизбежно,

Есть смысл, когда действительно припрёт.


Звоночек прозвенел уже не раз.

А можно без звонка и проволочек?

Но на такое действо полномочий

Никто простому смертному не даст.


Готова оборваться жизни нить,

И нету сил беситься от бессилья.

А что про срок нас не оповестили,

Нам некого за то благодарить.


Когда твой друг ушёл за горизонт

Терять любимых — жизни эпизод.

И даже кем-то будучи потерян

Способен человек мечтать и верить,

Что потерявший вновь его найдёт,


Вернёт, ни в чём не станет обвинять.

И прозвучит, как голос на вокзале:

Внимание, кого вы потеряли

Вас будет ждать у стойки номер пять.


Терять друзей — увы, не эпизод.

За солнцем вслед проследовав на запад,

В своей закономерности внезапно

Любой из нас уйдёт за горизонт.


Терять себя — срывать зло, как парик…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза / Прочее / Классическая литература