Читаем Философская лирика. Собака из лужи лакает небо полностью

И в душах порождает зависть,

А в изобилии садов

Росинку впитывает завязь

Запретных будущих плодов.


Цвет яблонь тихо облетает.

И я ответить не берусь —

В чём ипостась твоя святая,

Во истину Святая Русь?


Народ совсем особой масти

Вскормила ты, признав своим.

Он рвёт сосцы твои на части,

Неисправимый пилигрим,


Как ртуть, отравленный движеньем,

Сегодня там, а завтра здесь,

Ему Россия — наважденье,

Не для него Благая весть,


Жизнь вечную не принимая,

Любить торопится и жить,

Природной сметкой понимая —

Бессмертье нужно заслужить.


Священным таинством Корана

Помеченный не на челе,

Он ищет край обетованный

Не в небесах, а на земле


Пусть не Корана, а Талмуда…

Но я научен уважать

Чужую веру и не буду

Талмуд с Иудой рифмовать.


Мы все твои, Россия, дети.

Но климат здесь иной совсем

Чем предначертанный в Завете

Народу, прущему в Эдем.


На шарике так стало тесно

Вблизи желанных берегов,

И где найти такое место,

Чтоб без арабов и хохлов?


Вот он и мается простудой

На отмороженной Руси,

Подследственным, но неподсудным

Взывает к Господу: Спаси


Неверующего в спасенье,

За прегрешения прости,

От катаклизмов, потрясений

Дай Бог мне ноги унести…


Держа народ свой на прицеле,

Господь спасёт в который раз,

Прочь уведёт к заветной цели,

Там где Макар телят не пас.


В Эдем доставит всех с поклажей

И ключ от рая вставит в дверь,

Через плечо с усмешкой скажет:

Ну что, довольны вы теперь?


Абориген с тоски, с досады

Смирится с участью вдовы,

И загрустит у палисада

Трехглавый змей без головы.


Свист, улюлюканье и вопли

Вслед не утихнут сотни лет.

Юродивый распустит сопли

И ужаснётся, что вас нет,


Скукожится как от горчицы,

С тоски ударится в скулёж…

Россия, Римская волчица,

Кого взрастишь ты и сожрёшь?


На вас гляжу, воители Галахи

На вас гляжу, воители Галахи,

Второзакония нетопыри,

Вы, избежавшие погромов, плахи,

Спасителей решили уморить.


Потомки Сима, нет, скорее Хама,

Торговцы биржевых ведомостей,

Христом когда-то изгнаны из храма,

Его же и распяли на кресте.


С библейских лет присвоившие право

Себя назначить лучшею из каст,

Вы думаете, что достойны славы

Тех, кто Израиль выдумал для вас?


Тех, кто ценою жизней миллионов

Нацизм смогли с фашизмом победить

И от чумы коричневой бубонной

Избавить мир, где нам сегодня жить.


Им Русь была подспорием великим.

Хоть Сталин стать евреем не спешил,

Аристократии английской в пику

Израилю возникнуть разрешил.


А вы его же в антисемитизме

Винили и вскрывали как нарыв

За то, что он при всей своей харизме

К евреям оказался справедлив.


Какая разница какому Богу

Ты служишь, протестант, иудаист,

Ты в кирху ходишь или в синагогу,

Когда по убеждениям нацист?


Бог племенной тебе на то дал право,

Всех гоев обратить в своих рабов,

Кагалом, всей семитскою оравой

Из мутных вод выуживать улов.


Поц избранный, возьми Второзаконье,

Как бить всех неевреев перечти.

Да ты по этой жизни вор в законе,

Хоть не хозяин зоны, но почти…


В личину облачиться гуманиста

Упырь легко умеет и злодей,

И чем они неистовей, речистей,

Тем больше веры сыщут у людей.


Вы, те кто лучше всех, на что вы годны?

На что вас подбивает Люцифер —

Войти во власть и навязать народу

Такой закон, чтоб нефть качать из недр…


В деяньях мерзких со времён библейских

Не обходились люди без гвоздей.

Фашизм немецкий, русский иль еврейский —

Ублюдков предостаточно везде.


Воители Галахи, вняв урокам

Истории, на жизненном пути

Премудрости учитесь у пророков,

Что Иисус в смысл жизни воплотил.


Я проклятый москаль

Я проклятый москаль, и мне русский язык как обуза,

Он мешает мне думать на мове певучей, живой.

И в широких штанах дубликат свой бесценного груза

Я скрываю от всех, за него отвечать головой.


Ведь на доме моём — «Здесь москаль проживает!» — отметка

От того, кто в своих кабинетах намерил мне срок,

Чтоб гуцул чистокровный слюною мог целиться метко

В немигающий мой на двери неусыпный глазок.


Гугенотом себя ощущаю в ночь Варфоломея,

Когда Медичи наша с косой свой предъявит мандат:

«Москалей на ножи!» и противиться ей не посмеет

Ни с майдана браток, ни наёмник, удачи солдат.


Завтра в школу идти мне, ответ свой держать за сынишку,

Улюлюканье в спину услышать привычное, свист,

Потому что сегодня себя не Михасик, а Мишка

На уроке назвал малолетний мой сын-шовинист.


Глубоко, знать, внедрила великодержавные гены

Пресловутая Русь, что с желаньем кого-то спасти

Посылала в чужие края мужиков из деревни,

Чтоб за чью-то свободу поля устилались костьми.


Чем они прорастут?… Угораздило ж маму сыночка

Народить в ночь, когда от зелёного брата почил

Мой отец-коммунист. И за это сыночка по почкам

Будут гарные хлопцы бейсбольною битой лечить.


Я проклятый москаль. И мой памятник с тросом на шее

Будет капли свинца вытирать с непокорного лба.

Так хотелось отцам, чтоб их детям жилось без лишений,

Без ярма, без обид, без братков… Да, видать, не судьба.


Право не быть людьми

Как сохранить достоинство и честь,

Когда враньё и лесть — суть, жизни норма?…

Да, нелегко в чужую шкуру влезть,

Но выход есть, всем умникам знакомый -


Распад державы встретить как напасть,

Во всех грехах винить сепаратистов,

Писать статьи, где славословить власть

И от чужого горя откреститься.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза / Прочее / Классическая литература