Философский экспресс. Уроки жизни от великих мыслителей

Черт! Я забыл… как это по науке? В общем, закрыть дверь. Не отпуская одной рукой штурвал, я потянулся другой вверх и захлопнул дверь. Через пару секунд самолет уже был в воздухе. В остальном полет прошел так, как и должен проходить полет: без приключений. Сел я безупречно.

Пока я рулил к стоянке, диспетчер на секунду прервал поток технической информации и быстро произнес: «Поздравляю, Эрик».

— Спасибо! — ответил я, а в голове крутилось: «Вы бы знали. Вы бы только знали».

Вернувшись вечером домой, я прокрутил в голове весь этот случай заново. Ерундовый недосмотр, обычная дверная ручка, но все могло закончиться трагедией. Прав был инструктор. Мелочи — мое слабое место. И мелочи могут убить. А могут и спасти.

Сэй-Сёнагон знала это как никто другой. Однажды императрица Тэйси, видя, как радуется Сёнагон циновке-татами изящной работы, заметила: «Ты находишь утешение в самых простых пустяках, не так ли?» Ответ никто не записал, но я примерно представляю, о чем думала писательница: «Да, ваше величество, но это совсем не пустяки».

Грусть ложится на душу тяжким грузом, но это, быть может, иллюзия. Может быть, она легче, чем нам кажется. Может быть, героические деяния не так и важны. Может быть, так называемые пустяки — красота простых вещей — могут нас спасти. А может быть, спасение ближе, чем кажется. Просто протяни руку — и захлопни дверь.

* * *

Сохранился ли по сегодняшний день японский «культ красоты»? Взгляните на голые небоскребы и реки, одетые в бетонные набережные, и вы скажете: нет, он ушел. И с этой точки зрения будете правы. Большая Япония некрасива.

Но присмотритесь к мелочам — и все изменится. Я словно десятилетка, впервые глядящий в микроскоп: мне открылся поразительный мир, ранее скрытый от глаз, но всегда бывший вокруг нас. Крошечные проявления красоты видны мне повсюду: мягкий свет торговых аппаратов; онигири — маленькие треугольнички из риса и рыбы, свернутые так, чтобы лист водорослей оставался хрустящим; чашечка саке, поданная в изящном деревянном ящичке.

И вот я снова в синкансэне, мчусь со скоростью пули в сторону Токио и достаю из пакета коробочку с завтраком-бэнто, аккуратно упакованную буфетчиком на вокзале. Бумажный пакетик. Он прекрасен. Прочные ручки. Симпатичная картинка. Я аккуратно беру коробочку, мысленно благодаря буфетчика за доброту.

Поев, я достаю блокнот и пишу большими буквами: «ЯПОНСКИЕ ПОЕЗДА-ПУЛИ: СПИСКИ». Хорошее начало! Но слишком общо. Нужно конкретнее. Внимание к деталям. «Что есть замечательного в японских поездах-пулях». Вот так лучше.

1. То, как кондуктор проходит по проходу, затем оборачивается лицом к пассажирам и кланяется. 2. То, как пассажирка, молодая женщина на высоких каблуках, чуть теряет равновесие, проходя по вагону, но с грацией балерины выравнивается. 3. Ощущения от кофейного стаканчика из плотного, толстого пластика: его тепло приятно, но не обжигает. 4. То, как на чашке написано по-английски Aroma Express Café и буква «о» в первом слове сделана в виде кофейного боба. 5. То, как по мере приближения к Токио пейзаж становится все более современным и городским, но происходит это постепенно: город не возникает внезапно, а как бы материализуется. 6. Безупречные уборные. 7. Нежданный отблеск моря. 8. Свистящий звук встречного поезда, мчащегося с такой скоростью, что даже не успеваешь испугаться возможного лобового столкновения. 9. То, как на оконном стекле, словно бусины, возникают капли дождя; как они образуют струйки и целые системы ручьев, как быстро, словно бы деловито они перемещаются.

«Что есть удручающего в японских поездах-пулях». 1. Внезапный трепет, когда увидел гору Фудзи и тут же ощутил укол разочарования, поняв, что никакая это не Фудзи, а просто какая-то еще гора, ничего особенного. 2. Когда радостно видишь перед собой свободное место, но в последнее мгновение его занимает пассажир, смахивающий на отставного борца сумо. 3. Потертые синие обивки кресел. 4. То, что абсолютно все в вагоне сидят тихо, не издавая ни звука, а ведь вы в обычном вагоне, не в «тихом».

Свои списки я записал на качественной бумаге — пусть не из Митиноку, но вполне хорошей. Она не содержит кислот и проживет долго. Может, несколько сотен лет или даже дольше. Но не вечно. Когда-нибудь мои списки истлеют вместе с другими преходящими вещами. Это печально, но не удручающе. Эта грусть сродни ощущениям от покачивающегося вагона, окончания колледжа, проводов с работы на пенсию. Это печаль позднеосеннего дня, когда порыв ветра разметал груду опавших листьев и они пустились в пляс.

* * *

В Токио мы прибыли вовремя. Отлично. Сейчас я встречаюсь в баре со своим другом Дзюнко и не хочу опаздывать. Это, кстати, не простой бар, а бар для отаку. Отаку — значит «гик». Но в Японии, стране гиков, это слово не несет такого же оттенка неодобрения, как в любой другой стране. В некоторых кругах быть отаку — почетно.