Флагман владивостокских крейсеров

– Всеволод Федорович, пожалуй, вы абсолютно правы, – спокойно и невозмутимо, даже с ленцой, произнес Стемман. Как будто вокруг него не разрывались снаряды, а на рострах не разгорался пожар, вызванный очередным попаданием невесть как прилетевшего с «Хасидате» снаряда, – утопление сего антиквариата не стоит риска дальнейших повреждений «Богатыря». К тому же, думаю, что головной получил достаточно, чтобы больше беспокоиться о своем выживании, чем о преследовании нашего трофея. Прикажете снова разорвать дистанцию?

Руднев медленно выдохнул, вдохнул снова. И слегка успокоившись, произнес:

– Да. Пожалуй. Отрывайтесь. А потом давайте спокойно, без лишнего напряга, с дальней дистанции еще раз объясним нашим японским коллегам, что вдвоем им лучше не пытаться нас преследовать. Если опять полезут, тогда еще раз пойдем им навстречу, но терпеть их огонь сейчас, когда поотставшая пара вышла из тени флагмана, нам и вправду ни к чему. К повороту! И… Александр Федорович, спасибо, что не дали мне поддаться азарту.

– «Лена» ворочает на нас! – неожиданно донесся до них голос сигнальщика, который, как-то кривовато привалившись к броне, продолжал наблюдать за горизонтом в бинокль через прорези рубки. После боя он едва доплелся в лазарет, зажимая проникающую рану в боку и шатаясь от изрядной кровопотери. На вопрос лекаря: «Голубчик, что же ты раньше-то не пришел?», теряя сознание, матрос ответил: «Стыдно пост во время боя бросать…»

Позже, во Владивостоке, при разборе выхода в море, командир «Лены» лейтенант Рейн пытался убедить Руднева, что он близко к сердцу принял впечатляющий взрыв, имевший быть место, как ему показалось, на корме «Богатыря», и последовавший за этим пожар. Но Руднев, безжалостно разложив по косточкам его поведение, показал, что на самом деле лейтенанту наскучило просто конвоировать пленный пароход. Он пошел на прямое нарушение приказа «в бой не ввязываться», а затем предпочел «не разглядеть за дымом» поднятый на фок-мачте «Богатыря» приказ «вернуться к охраняемому транспорту». После чего нагло пристроившись в кильватер крейсеру, открыл огонь из своих 120-миллиметровок.

Действия «Лены» окончательно утвердили японского адмирала во мнении, что после того как соотношение сил изменилась с «три к одному» на «два на два», бой лучше прекратить до подхода поотставшего броненосца. Но «Чиен-Иен» до заката так и не успел приблизиться на расстояние ведения огня, а в темноте Катаока предпочел отвернуть и сопроводить в Сасэбо искалеченную «Ицукусиму» всем отрядом. Ночная схватка – это лотерея. Более быстрый и маневренный «Богатырь» и даже «Лена» имели больше шансов всадить мину в видимый на закатной стороне горизонта «Чиен-Иен», чем получить от него двенадцатидюймовый снаряд, оставаясь на фоне темного неба восточной части горизонта. По прибытии в Сасэбо «Ицукусима» заняла док на полтора месяца. «Богатырю» потребовался недельный ремонт с заменой стеньги мачты, одного шестидюймового орудия и восстановление палубного настила, проломленного упавшим рангоутом…

По итогам разбора данного боестолкновения командир «Лены» был «сурово наказан». Его перевели из временных командиров «Лены» в постоянные. Кроме того, Руднев отправил по команде представление на повышение этого, по его выражению, «долбаного Нельсона»[14] в чине до кавторанга и заодно на Станислава 3-й степени. А в кругу офицеров Владивостока стало ходить высказывание контр-адмирала по этому поводу: «Любой, выполнивший мой приказ и уклонившийся от боя, заслуживает меньше уважения и поддержки, нежели тот, кто, нарушив таковой, в бой ввязался и победил…»

Дальнейшее возвращение русских крейсеров во Владивосток прошло без ярких событий, если не считать таковым встречу с «Громобоем» на рассвете. Но по приходе в порт Руднева ждали плохие новости – встречавший его на пирсе Гаупт после поздравлений с удачным походом огорошил новостью:

– Всеволод Федорович, ваши варяжцы совсем распоясались от безделья. Лейтенант Балк, тот вообще чиновника железнодорожного ведомства коллежского секретаря Петухова подстрелил. Сейчас под стражей в гостинице сидит.

– Так… Твою ж… Час от часу! Порадовали, ничего себе, Николай Александрович.

Эпилог

Порт-Артур, март – апрель 1904 года

Адмирал Того вторично попробовал закупорить главные силы русского флота в гавани Порт-Артура в ночь на 14 марта, воспользовавшись тем, что проход теперь не защищали пушки «Ретвизана». Возглавить отряд из четырех пароходов-брандеров «Чуйо-Мару», «Яхико-Мару», «Йонеяма-Мару» и «Фукури-Мару» было поручено герою февральского рейда, бывшему морскому агенту в Петербурге капитан-лейтенанту Такео Хиросе. Команды их набирались исключительно из добровольцев. Сопровождать брандеры до Порт-Артура должны были миноносцы 9-й и 14-й флотилий: «Хато», «Кари», «Маназуру», «Касасаги», «Аотака» и «Цубаме».