Флагман владивостокских крейсеров

– А вот сближаться на этот самый пистолетный выстрел я категорически запрещаю, – прервал уже набравшего было воздуха для отдачи приказа Стеммана Руднев. – Риск получить повреждения, из-за которых придется ставить «Богатыря» в док, перевешивает сомнительную славу от утопления этой древней калоши. У нас и так очередь туда, как к модному дамскому парикмахеру, на два месяца вперед расписана. Через неделю выводим «Варяга», сразу на три недели «Рюрик» на клетки: очистка днища, слава богу, не нужна – медь, хотя и ее после зимних походов надо чинить, да и добронирование оконечностей котельным железом по ватерлинию обязательно. А затем по неделе на «Громобой» и «Россию» для того же, но по усеченной программе. Трофейный истребитель, слава богу, и в плавдоке можно восстановить. Тогда во Владивостоке появится хоть один нормальный контрминоносец. «Соколов» своих Макаров нам не дал, кстати… «Богатырь» у нас пока единственный, кому в доке делать пока нечего, вот давайте так это и оставим. Отворачивайте.

– Ну, Всеволод Федорович, ведь само в руки идет… – просительным тоном начал Стемман, но был прерван самым бесцеремонным образом. Сближение не только позволило артиллеристам «Богатыря» капитально расковырять «Ицукусиму», но и дало возможность японцам достать наконец русский крейсер по-взрослому.

Тюити Като, бывалый сверхсрочник-наводчик единственного орудия главного калибра на «Ицукусиме», в который раз за день проклинал судьбу, начальство и демонов со всех концов света. Его грозная с виду пушка прекрасно подходила для обучения кадетов, будущих артиллеристов главного калибра новых броненосцев. Она была адекватна для обстрела берега, чем и должны были заняться корабли пятого боевого отряда при планируемой высадке десанта, к которой готовился японский флот. Но в морском бою с современным крейсером его огнедышащий монстр был практически бесполезен! А был ведь план перевооружить все три старых крейсера новыми восьмидюймовками Армстронга. Будь сейчас в общем залпе отряда три таких орудия, «Богатырь» вообще бы не рискнул связываться со стариками. Но, к счастью для русских, все средства были вложены в покупку новых кораблей и нужды армии.

В очередной раз выругавшись, дедушка Като (так его неформально величали на баке крейсера, ведь по меркам молодого японского флота – за сорок, уже старик) рванул на себя шнур, производящий выстрел. «Ицукусиму» в очередной раз некстати подбросило на волне в тот самый миг, когда снаряд покидал ствол орудия. И лег бы он, как было ему предначертано богами артиллерии и баллистики, с перелетом в милю, а то и больше, не попадись ему на пути грузовая стрела грот-мачты «Богатыря».

Через три минуты прилетела ответка. Русский снаряд, разорвавшись на барбете орудия главного калибра «Ицукусимы», поставил точку в его длительной и не слишком успешной карьере. Многотонный ствол орудия лишь немного подбросило, но он искорежил и намертво заклинил механизмы наводки и откатники.

На «Богатыре» взрывом снаряда весом в полтонны сорвало и унесло куда-то вверх многотонную стрелу, сбившую в своем полете стеньгу грот-мачты. Но если стрела, медленно и величественно кувыркнувшись под оторопелыми взглядами русских моряков, безвредно плюхнулась за борт, то десятиметровая стеньга рухнула поперек палубы, попутно придавив 75-миллиметровое орудие, к счастью, без расчета. Стальной дождь прошелся по всей корме крейсера, проредил расчет правого шестидюймового орудия, стоящего на верхней палубе, и изрядно изрешетил трубу. Весь корабль содрогнулся. Находившимся во внутренних отсеках показалось, что исполинская рука схватила его за мачту и как следует встряхнула.

Через минуту 120-миллиметровый снаряд разорвался на мостике «Богатыря», окатив боевую рубку градом мелких осколков. Не будь амбразура рубки, исходя из печального опыта «Варяга», заужена до трех дюймов, внутри нее сейчас перебило бы половину личного состава.

Но даже более узкой щели хватило, чтобы в рубке рулевой упал с пробитой грудью, а штурман схватился за левую руку. В полосах котельного железа, которыми за неимением тонкой брони заблиндировали амбразуру, позже нашли два десятка застрявших осколков. Был легко ранен старший офицер крейсера кавторанг Кербер, поднимавшийся в этот момент на мостик с докладом о повреждениях на корме и чуть ли не силком отправленный Петровичем на перевязку.

Поведение Руднева и Стеммана после оплеух было диаметрально противоположенным: если Руднев рычал и матерился, то Стемман был абсолютно невозмутим и спокоен. Позже, во Владивостоке, младший штурман «Богатыря» Бутаков долго пытался доказать в компании офицеров, что явственно слышал, будто Руднев кричал что-то про «котенка, к которому приходит песец». Естественно, ему никто не поверил, и господа офицеры, сами не дураки поругаться, дружно высмеяли эту «прикладную зоологию»…

Петрович уже было набрал воздуха, чтобы проорать приказ: «Затоптать гадскую груду японского допотопного металлолома в воду по самый клотик!» Но Стемман успел первым.