Фламандская доска

– Это значит, – продолжал Муньос, – что нам удалось сделать первый шаг в ретроспективном анализе этой партии, который мы с вами проводим. Следующая позиция – то есть предыдущая в партии, поскольку мы идем в обратном направлении, – наверное, будет такова:

– Видите?.. Черная королева еще находится на b2, она еще не перешла на с2. Так что теперь предстоит выяснить, какой именно ход белых вынудил королеву так поступить.

– Ясно, что это был ход белой ладьи, – сказал Сесар. – Той, что стоит на b5… Она могла прийти с любой клетки пятой горизонтали… Коварная тварь.

– Может быть, – ответил шахматист. – Но это не оправдывает в полной мере бегство черной королевы.

Сесар удивленно заморгал.

– Почему? – Он смотрел то на Муньоса, то на доску. – Ведь ясно, что королева постаралась скрыться от угрозы белой ладьи. Вы же сами сказали это минуту назад.

– Я сказал: вероятно. Вероятно, она сбежала от угрожавших ей белых ладей. Но я не говорил, что ее вынудил к этому переход белой ладьи на b5.

– Я совсем запутался, – сознался антиквар.

– Присмотритесь хорошенько к доске… Не имеет значения, каким был ход белой ладьи, находящейся сейчас на b5, потому что другая белая ладья, стоящая на b6, к этому моменту уже держала под угрозой черную королеву, понимаете?

Сесар еще раз всмотрелся в расположение фигур, на сей раз он молчал несколько долгих минут.

– Повторяю: я сдаюсь, – сказал он наконец, полностью обескураженный. За время объяснений и размышлений он успел выпить до последней капли свой джин с лимоном, а сидевшая рядом с ним Хулия тем временем курила сигарету за сигаретой. – Если это не белая ладья b5, тогда рушатся все наши построения… Где бы ни находилась эта ладья, эта малосимпатичная королева сделала свой ход раньше, потому что шах был раньше…

– Нет, – возразил Муньос. – Не обязательно. Ладья, к примеру, могла съесть какую-то черную фигуру, стоявшую на b5.

Приободренные этой перспективой, Сесар и Хулия снова склонились над доской. Через пару минут антиквар поднял голову и с уважением взглянул на Муньоса.

– Все точно, – восхищенно проговорил он. – Видишь, Хулия?.. Какая-то черная фигура, стоявшая на b5, прикрывала королеву от угрозы белой ладьи с b6. Когда другая белая ладья съела эту фигуру, королева оказалась под непосредственной угрозой. – Он снова взглянул на Муньоса, ища подтверждения своим словам. – Должно быть именно так. Другой возможности нет. – Он еще раз окинул взглядом доску, на сей раз с выражением некоторого сомнения. – Ведь нет, правда?

– Не знаю, – честно ответил шахматист, и у Хулии вырвалось тихое отчаянное «О Господи!». – Вы сформулировали гипотезу, а в этом случае всегда существуют риск, что ее автор начнет подгонять факты под теорию, вместо того чтобы подгонять теорию под факты.

– Значит?..

– То, что я сказал. Пока мы можем рассматривать только как гипотезу, что белая ладья съела черную фигуру на b5. Нам нужно проверить, имеются ли другие варианты, и, если они есть, исключить из них невозможные. – Глаза его снова угасли, весь он как-то померк, посерел и казался ужасно усталым, когда неопределенно развел руками, то ли оправдываясь, то ли сомневаясь. Уверенность, с которой он только что объяснял ходы, исчезла, и Муньос опять выглядел угрюмым и неловким. – Именно это я имел в виду, – его взгляд уклонился от взгляда Хулии, – когда сказал вам, что столкнулся с проблемами.

– А следующий шаг? – спросила Хулия. – Каким он будет?

Муньос с выражением покорности судьбе на лице рассматривал стоявшие на доске фигуры.

– Думаю, это будет медленное и трудное изучение тех шести черных фигур, которые уже выведены из игры… Я попытаюсь выяснить, каким образом и где они могли быть съедены. Каждая из них.

– Но ведь на это может уйти несколько дней, – сказала Хулия.

– Или несколько минут. Все зависит от обстоятельств. Иногда помогает интуиция, иногда просто везет. – Он окинул долгим взглядом доску, потом картину. – Но есть нечто, в чем у меня не осталось ни малейших сомнений, – продолжил он после минутного размышления. – Тот, кто написал эту картину – или придумал эту задачу, – играл в шахматы весьма необычным способом.

– Какое у вас мнение о нем? – спросила Хулия.

– О ком?

– О том шахматисте, которого здесь нет… О котором вы только что говорили.

Муньос посмотрел на ковер под ногами, потом на картину, и Хулии почудилась в его глазах искорка восхищения. Возможно, то было инстинктивное уважение шахматиста к настоящему мастеру игры.

– Не знаю, – тихо и уклончиво ответил он. – Кто бы он ни был, у него какой-то… извращенный ум… Впрочем, как и у любого хорошего шахматиста. Но у этого было нечто большее: особый талант устраивать разные ловушки, наводить на ложный след… И он получал от этого удовольствие.

– Разве это возможно? – спросил Сесар. – Можно ли понять характер шахматиста по тому, как он ведет себя за доской?

– Думаю, что да, – ответил Муньос.

– В таком случае, что еще вы думаете об авторе этой партии, имея в виду, что он сочинил ее в пятнадцатом веке?