Фламандская доска

Они продолжали говорить о чем угодно, только не о картине, даже после того, как она покончила со своей лососиной а-ля Ройяль, а он принялся за своего морского окуня а-ля Сабатини, управляясь одной только серебряной вилкой.

– Настоящий кабальеро, – пояснил Монтегрифо с улыбкой, лишавшей это замечание его торжественной возвышенности, – никогда не пользуется ножом для рыбы.

– А как же вы обходитесь с костями? – полюбопытствовала Хулия.

Монтегрифо невозмутимо выдержал ее взгляд.

– Я никогда не хожу в рестораны, где рыбу подают с костями.

Во время десерта, когда перед ним уже стояла чашечка кофе, такого же черного и крепкого, как у Хулии, Монтегрифо вынул серебряный портсигар и аккуратно извлек из него английскую сигарету. Потом посмотрел на Хулию таким взглядом, каким смотрят на предмет своего обожания, и наклонился к ней.

– Я хочу, чтобы вы работали на меня, – сказал он, понизив голос, словно опасаясь, что кто-нибудь в королевском дворце услышит его.

Хулия поднесла к губам вынутую из сумочки сигарету без фильтра и, пока Монтегрифо подносил ей огонь, смотрела прямо в его карие глаза.

– Почему? – лаконично спросила она таким равнодушным тоном, будто речь шла о ком-то другом.

– Есть несколько причин. – Монтегрифо положил золотую зажигалку на портсигар и несколько раз поправил ее, пока она не оказалась точно в центре. – Главная из которых состоит в том, что я слышал о вас много хорошего.

– Что ж, это приятно.

– Я говорю вполне серьезно. Как вы сами можете предположить, я наводил о вас справки. Я знаю ваши работы, которые вы делали для музея Прадо и для частных картинных галерей… Вы все еще работаете в музее?

– Да. Три раза в неделю. Сейчас я занимаюсь одной картиной Дуччо ди Буонинсеньи, которую музей недавно приобрел.

– Я слышал об этой картине. Такую можно доверить лишь настоящему специалисту. Я знаю, что у вас бывают весьма важные заказы.

– Иногда.

– Даже мы в «Клэйморе» имели честь выставлять на аукцион кое-что из картин, реставрированных вами. Например, Мадрасе из коллекции Очоа…

Ваша работа позволила нам на треть поднять стартовую цену. А прошлой весной у нас проходила еще одна ваша вещь: по-моему, «Концерт» Лопеса де Аялы.

– Нет, это была «Женщина за пианино» Рохелио Эгускисы.

– Да-да, верно, простите за неточность. Конечно же, «Женщина за пианино». Она пострадала от сырости, и вы выполнили свою работу великолепно. – Он улыбнулся, когда их руки почти соприкоснулись, стряхивая пепел с сигарет в стоявшую посередине стола пепельницу. – И вас устраивает такая жизнь? Я имею в виду: работа время от времени, случайные гонорары… – Он снова обнажил в широкой улыбке безупречный ряд зубов. – В общем, жизнь вольного стрелка.

– Я не жалуюсь. – Хулия, сощурив глаза, сквозь дым изучала лицо своего собеседника. – Мои друзья заботятся обо мне, находят мне работу. А кроме того, я предпочитаю независимость.

Монтегрифо многозначительно взглянул ей в глаза.

– Во всем?

– Во всем.

– Что ж, значит, вам сопутствует удача.

– Возможно. Но я ведь много работаю.

– У «Клэймора» много разных дел, требующих специалиста вашего уровня… Что вы об этом думаете?

– Думаю, что у нас нет никаких причин, чтобы не говорить на эту тему.

– Отлично. Мы могли бы поговорить более официально – через пару дней.

– Как вам будет угодно. – Хулия уперлась в глаза Монтегрифо долгим взглядом. Она была не в силах дольше сдерживать насмешливую улыбку, которая так и растягивала ей губы. – А теперь вы уже можете заговорить о ван Гюйсе.

– Простите?

Девушка загасила в пепельнице сигарету и, подперев подбородок переплетенными пальцами, чуть наклонилась к директору «Клэймора».

– О ван Гюйсе, – повторила она чуть ли не по слогам. – Если только вы не собираетесь накрыть мою руку своей и сказать, что я самая красивая девушка, какую вы встречали в жизни… или что-нибудь не менее очаровательное в этом же роде.

Монтегрифо понадобилась всего лишь десятая доля секунды, чтобы привести в порядок свою улыбку, и он проделал это с полным самообладанием.

– Мне было бы весьма приятно сделать это, но я никогда не говорю таких вещей до того, как выпит кофе. Что никоим образом не означает, что я о них не думаю, – уточнил он. – Это просто вопрос тактики.

– Тогда давайте поговорим о ван Гюйсе.

– Давайте поговорим. – Их взгляды встретились, и Хулия смогла убедиться, что, несмотря на улыбку, играющую на губах, его глаза не улыбались, а смотрели на нее настороженно и выжидающе. – До меня дошли кое-какие слухи, вы ведь знаете… Наш маленький профессиональный мирок – это просто двор, населенный сплетницами; мы все знаем друг друга, – вздохнул он с выражением некой укоризны в адрес только что описанного им мира. – Полагаю, что вы обнаружили кое-что в этой картине. И, как мне говорили, это «кое-что» значительно повышает ее ценность.

Хулия сделала бесстрастное лицо, хотя заранее сознавала, что этого мало, чтобы обмануть Пако Монтегрифо.

– Кто вам рассказал эту чушь?

– Птичка начирикала. – Он задумчиво погладил пальцем правую бровь. – Но это не важно.

А важно вот что: ваша подруга, сеньорита Роч, похоже, собирается шантажировать меня…