Флатус

— Разрешаю, — ответил Чудновский и стянул с головы измятый капор. — И только посмей не явиться! Уволю!

Бурдаков встал по стойке смирно, после развернулся на 180 градусов и, покачиваясь, скрылся в темном переулке меж соседних домов.

— Вы говорили, что он изменился, — произнес я и проследовал в квартиру за Алексеем Николаевичем.

— Не говорил я такого, — возмущенно сказал полицмейстер. — Я сказал, что мы взяли его на работу.

Мне представилась возможность спокойно рассмотреть квартиру Алексея Николаевича. Башни из пыльных папок, которыми был заставлен большой зал квартиры Чудновского, отсутствовали. Благодаря этому мне удалось лучше рассмотреть интерьер. У окна стояли два больших красных кресла, которые разделял недорогой журнальный столик. Пол зала прикрывал затертый ковер. Я посмел предположить, что он здесь лежит со времен жития прошлого полицмейстера, ибо внешний вид изделия оставлял желать лучшего, а белые проплешины, которые портили эстетические узоры, так и кричали о том, что ковер потерпел на своем веку не один десяток чисток. У противоположной стены от двери комнаты Чудновского стоял старый камин. Слева от дверного проема, в котором стоял я, шеренгой выстроились три книжных шкафа. В общем, чего-то кардинально нового о внутреннем быте Чудновского я не узнал. Лишь сделал вывод, что Алексея Николаевича не шибко волнует дорогой интерьер. “Интересно, — подумал я, — Как его жена относится к подобному аскетизму?”

— Я не любитель дорогих хором, — произнес полицмейстер и бережно втолкнул меня в зал. — Вот дверь у камина. Проходи туда. Там моя мастерская. Тебе принести чай?

— Было бы славно, — недолго думая, ответил я и направился к двери мастерской.

Мастерская оказалась не такой большой, как я мог представить, но что сразу же бросилось в глаза, так это общее состояние помещения и инструментов. Несмотря на маленькое пространство, мастерская была изумительно чистой. Казалось, что грязь здесь нечастый гость, невзирая на пыльную составляющую работы сапожника. Возле стен в форме буквы “П” стояли три массивных стола. На каждом были аккуратно разложены необходимые для ремесла расходники. На левом столе в три ряда стояли разноцветные катушки ниток, рассортированные по цветовому градиенту. На правом столе — необходимые для работы инструменты, расположенные на столешнице по размерам (от малого до великого). Третий стол стоял в центре, накрытый горами различных кусков ткани, шкур, кожи и прочего. Ну и, конечно же, Чудновский не был бы Чудновским, если бы в углах комнаты не были бы растянуты веревки с сушившимися на них баклажановыми колечками.

“Вот что Вам заменяет дорогие хоромы, Алексей Николаевич, — весело подумал я. — Сумели вы меня поразить”.

— Тапочки в углу, — прозвучал за моей спиной голос Чудновского. — Снимай сапоги.

В мастерскую Чудновский вошел переодетый в белую рубаху и коричневые штаны. Он быстро подошел к столу с нитками и поставил на него поднос с пузатым чайником и двумя фарфоровыми чашками, наполненными ароматным чаем. Чудновский спешно выдвинул из-под стола табурет и обратился ко мне:

— Присаживайся. Пей. Я займусь делом.

Попивая чай, я 20 минут следил за работой Алексея Николаевича. Передо мной будто предстал совершенно другой человек, отличный от того, которого я вижу на работе. Его глупый, потерянный взгляд, который я часто наблюдал, сменился уверенным. От каждого его движения веяло спокойствием и вместе с тем надежностью.

— Какушкин, — не отрывая взгляд от сапога, обратился ко мне Алексей Николаевич. — Хотел бы — если тебе будет не в тягость ответить, — узнать про твою личную жизнь. А то сегодня утром ты был не очень разговорчив на эту тему.

Я посмотрел на полицмейстера.

— Конечно, если есть что скрывать, я больше спрашивать не буду, — видимо, почувствовав мой взгляд, добавил Чудновский.

— Собственно, нечего скрывать, — ответил я и тут же замолчал.

Что это было? Откуда во мне возникло желание открыться Алексею Николаевичу? Была ли то причина в окружающей обстановке или же в ароматном и вкусном чае? А может быть, я был одурманенный новым амплуа Чудновского, в котором он тогда предстал передо мной? Ответа не было.

“Но коли вышло так, что я, не подумав, ляпнул фразу, за которой должна последовать история, пусть будет так, — подумал я. — В любом случае, ничего страшного не случится, если Алексей Николаевич узнает частичку моей биографии”.