Флейта для чемпиона

— Да это я просто зарядкой занимаюсь, утром — утренней, ночью — ночной. — Татьяна стала делать наклоны. — Чтоб таких, как вы, победить, с вашим идиотским здоровьем и вашими идиотскими выдумками, знаешь, надо быть в какой спортивной форме?!

— Да ну тебя, — усмехнулась Елена.

Девочки прошли мимо Татьяны.

Самое удивительное, что в эту знаменательную ночь никто не изумлялся, увидев друг друга так поздно во дворе. Видимо, какие-то незримые чувства, по-иностранному «флюиды», не давали никому спать этой ночью. Всё смешалось в сознании: день и ночь, вчера и сегодня, прошлое и будущее. А будущее, как известно, зарождается в прошлом и куётся в настоящем с тем, чтобы самому когда-нибудь стать настоящим, а затем — и прошлым…

Да и честно говоря, какой тут сон, когда столько волнений, нервов и забот поставлено на карту!

— Ой, девочки! — вспомнила Светлана. — А ещё что случилось! Что случилось!

— А что случилось? — безнадёжно сказала Елена, уже привыкшая к ударам судьбы.

— Ужас! Сплошной ужас! — воскликнула Светлана.

— Подожди. — Елена внимательно всматривалась в окружающую темноту. Даже под скамейку заглянула. — Этот… Этот с кинохроники, я заметила, не только Ларионова снимает, но и нас всех. Говорят, скрытой камерой начал… Я с Сидякиным вчера разговаривала, смотрю, а он с крыши беседки на нас свою кинокамеру навёл.

Надежда опасливо заглянула за «статую» атлета.

— А я выхожу на балкон, смотрю, этот Гиви меня с балкона Цветковой снимает прямо в упор.

— Как бы нам с этим хроникёром в документальную историю не попасть, — сказала Елена. — А что у него с Мосфильмом-то?

— Ой, девочки, — опять воодушевлённо начала Светлана, — режиссёр вчера был, уговаривал лично Ларионова. А Ларионов: «Я ещё должен подумать. Я ещё раз должен прочитать сценарий».

— Господи! Все мечтают сниматься в кино, а он ещё должен подумать! Зазнался! — Елена пнула ногой камешек.

— Это уж точно! — согласилась Надежда. — Если уж отказывается сниматься — это уж развоображался.

— Ну, так какой ещё ужас? — деловито спросила Елена Светлану.

— Витка-то влюбилась в Ларионова по-настоящему! — торопливо сообщила Мухина.

— Ну, уж это уже перевыполнение нашего задания. В конце концов, мы её просили только «как бы влюбиться»! А Ларионов?

— И Ларионов тоже по-настоящему влюбился, — потупилась Мухина.

— Как по-настоящему? Он же друг Толкалина?! — рассердилась Елена.

— Не должен, а влюбился.

Как и Елена, Надежда была тоже явно огорошена.

— Так ведь он с тремя встречается: со Стеллкой, со Степанидой и с Витой.

— Ну, это просто моральное разложение, — простодушно разъясняла Светлана. — Раньше он на девчонок и внимания не обращал, а теперь сразу за тремя ухлёстывает. Вчера идёт пьяный, шатается и поёт: «Парней так много холостых, а я хочу женатым быть!..»

Надежда так и ахнула:

— С ума сойти! Неужели и выпивать начал?

— Своими глазами видела, как Ларионов шёл и шатался.

— А Гуся всё тренирует по ночам? — спросила Елена.

— Тренирует! — ответила Светлана.

— И всё под свисток? — не унималась Елена.

— Под свисток!

— И всё с чемо… — начала Елена.

— …даном! — подхватила Светлана. — С чемоданом. Мало того, что Гуся тренирует прыгать с чемоданом, так ещё и сам с чемоданом прыгает. Мало того, что с чемоданом прыгает, ещё и танцульки завёл! Раньше, бывало, на школьном вечере подойдёшь: «Веня, потанцуем?» А он: «Я не танцую!» А теперь…

— Какие танцульки? — впервые услышала Надежда.

— Вот так, потренирует Гуся, потренирует, а потом танцевать начинает то со Стеллкой, то с Витой Левской! А Гусь говорит, и зачем, говорит, полярная ночь шесть месяцев в Арктике, а не здесь, в Москве. И Цветков с ними тренируется.

— Кошмар! Видно, целую шайку сколачивают! — подытожила Надежда.

— Вот и выпивать начал. Ужас какой!.. — сокрушалась Елена.

— И жениться хочет! — вставила Надежда.

— Ты всё это в историю болезни записала? — сказала Елена Светлане.

— Конечно, записала. Я же олимпийская медсестра!

— Ещё что нового?

Светлана знала всё.

— Гусь-то жить уже переехал к Ларионову!

— Да не может быть! — опешила Надежда.

— Вот тебе и раз! — только и смогла вымолвить Елена.

А Светлана продолжала:

— Видно, и отца Ларионова хотят втянуть в свои дела.

Надежда насторожилась.

— В какие дела?

Светлана словоохотливо пояснила:

— А в такие, какими уже милиция заинтересовалась: у покойной бабушки Гуся уникальная коллекция икон была, а Гусь теперь с ними какие-то шахеры-махеры делает. А отец Ларионова, наверно, перед этим их реставрирует.

Елена даже головой повертела:

— С ума сойти! И Толкалин ещё воспевает его в своих стихах! Так!.. Кто говорил, «рано зазнавать Ларионова»? Рано!.. Поздно!.. Ещё раньше надо было зазнавать, раньше! Гораздо раньше!.. А теперь я уж и не знаю, не опоздали ли мы?

— Да… — протянула Надежда, — здесь уже не двойничком чемпиона попахивает, а… может быть, и семерничком или даже восьмерничком!..

— Всё это хорошо, — отмахнулась Елена, — но… почему он не выступает хуже, чем обычно? Больше того, он даже значительно улучшил свои результаты.

— Сама удивляюсь! — удивилась Надежда.

Девочки вновь повернули к беседке.