Флоренский. Нельзя жить без Бога!

Для автора поэма — и автобиография, и генография: откровение не только о себе, но и о роде, «летопись рода», продолжение семейной археологии, поиск родового предназначения: «Жизнь рода, смысл, порыв и честь — В великой цели, — чтоб процвесть». Флоренский посвятил поэму младшему сыну Мику как напутствие на всю жизнь, передал её сыну как прозрение его пути — пути пытливого учёного и чуткого, благоговейного исследователя природы. Оро — это Мик. Но в каждом персонаже: и в инженере, и в Оро, и в его отце — все сыновья Флоренского, в них отец Флоренского, в них сам Флоренский.

Мерзлоте стала подобна жизни, на которую обрекли семью отца Павла после его ареста: в любой момент действительность могла зашевелиться под фундаментом прежде уютного, стойкого дома. Как никогда Флоренский молился о его сохранении, об укреплении почвы под ним.

Как никогда хотел увидеть отец Павел семью. Общими с дорогой Аннулей усилиями добился разрешения на её приезд с детьми в Сковородино. 1 июля 1934 года, проделав долгий и трудный путь, Анна Михайловна с Ольгой, Миком и Марией-Тинатин приехала в край вечной мерзлоты. Поспели к именинам папочки. Тот заранее договорился о съёмной комнате в доме неподалёку от мерзлотной станции.

С трепетом встречал долгожданное семейство. Увидев отца, дети сразу забыли об утомительном пути, наперебой стали рассказывать, кто чем занимался, что нового узнал, какие события за это время произошли в Посаде. Пришли на съёмное жилье. Дом, как из русской сказки: на возвышенности, посреди леса, невдалеке от речки.

Помогал жене умыться с дороги. Лил из ковша тонкую серебряную струю на её ладони. Она смывала тревогу и усталость, морщины и годы. Впервые за последние месяцы с охотой посмотрела в зеркало. Впервые за последние месяцы на лице просияла улыбка — кроткая, нежная, как в день венчания.

Собирали грибы и ягоды, ловили рыбу. Каждый день Флоренский в нетерпении спешил с работы, оставался ночевать на квартире с женой и детьми. Анна Михайловна, как могла, облегчала быт мужа. Эта быстротечная жизнь напоминала приезд в Нижний Новгород, но здесь, несмотря на сказочную природу и добрых людей, трудившихся на станции, всё было суровее.

Но не только тоска по мужу сподвигла Анну Михайловну проехать тысячи километров. Была весть, о которой невозможно сказать в письме. Духовные дочери отца Павла и бывшие сёстры милосердия Сергиево-Посадского приюта Ксения Андреевна Родзянко и Татьяна Алексеевна Шауфус, что после закрытия обители трижды арестовывались и в 1930-е были высланы в Восточную Сибирь, после завершения срока ссылки получили разрешение выехать в Чехословакию. Они просили благословения духовника на отъезд и готовы были начать хлопоты об эмиграции туда же Флоренского со всей семьёй, но для этого нужно было его согласие. Задать вопрос представлялось возможным только в личной устной беседе.

Выбор, от которого зависел удел всей семьи, был мучительным. Быть может, отец Павел увидел тогда Спасителя, идущего с крестом. — Камо грядеши, Господи? — На Соловецкий остров, чтобы быть распятым второй раз.

«Кто может всё выдержать, пусть остаётся, а у кого нет сил выдержать, пусть уезжает» — так ответил тогда Флоренский. Бог давал ему силы, и, благословив духовных дочерей на отъезд, о себе все хлопоты он велел прекратить.

Чехословакия, вместе с Францией и Сербией, стала центром русской эмиграции. Президент республики Томаш Масарик, организовавший программу помощи эмигрантам из России «Русская акция», нацелился на подъём промышленности, отчего особенно охотно принимал к себе русскую техническую интеллигенцию. Очевидно, он был бы крайне заинтересован во Флоренском.

Масарик, при всём благоговении перед ним наших эмигрантов, был весьма сложным человеком с противоречивым отношением к России. С одной стороны, редкий среди прочих славян знаток русской истории, философии и литературы. С другой — политик, всегда опасавшийся имперской мощи России, не принимавший её мессианства в отношении славянского мира и считавший, что Чехословакии в своём развитии гораздо полезнее ориентироваться на Западную Европу и Америку. Более того, он считал, что задача Чехословакии — сориентировать на это и Россию, для чего надо воспитать несколько поколений демократически настроенных русских эмигрантов, которые впоследствии смогут одолеть советскую власть на родине своих отцов и дедов.

Флоренский наверняка знал о подобных установках Масарика, и оттого эмиграция в Чехословакию для отца Павла была бы предательством не только Родины, но и себя самого. Но в любом случае, кто бы и на каких бы условиях ни предложил Флоренскому покинуть Отечество, он ответил бы словами апостола Павла: «Я научился быть довольным тем, что у меня есть».