«Флоту – побеждать!»

– Ничего пока, ваше высокопревосходительство, – вытянулся возле адмиральской койки матрос. – Разбудить приказали, как рассветет…

– Ну да… Ладно… – Степан с трудом возвращался в реальный мир. – Распорядись насчет завтрака…

– Через три минуты будет, – откозырял вестовой и вылетел из спальни.

* * *

– Доброе утро, Эдуард Николаевич! – поприветствовал адмирал Щенсновича, поднявшись на мостик. – Вы вообще этой ночью спали?

– Здравия желаю вашему высокопревосходительству! Пару часов сна урвать удалось, но что поделаешь – ночи сейчас короткие.

– Что адмирал Молас?

– Пока не появлялся. Прикажете за ним послать?

– Не стоит. Пусть отдохнет лишние полчаса. А вас я попрошу запросить эскадру по поводу повреждений, потерь на кораблях и остатках угля и снарядов.

– Уже сделано, ваше высокопревосходительство…

– Да оставьте вы, Эдуард Николаевич. Попрошу без чинов. Итак?

– Пожалуйста! – Щенснович протянул командующему несколько листов.

– Спасибо!

Так… Угля хватит всем. Ну или почти хватит. Потери убитыми-ранеными представимые – от десятка на «Цесаревиче» до семи десятков на «Ретвизане», «Победе» и «Петропавловске». Со снарядами тоже ожидаемо. Осталось приблизительно по двадцать процентов шестидюймовых и по десятку главного калибра на ствол. На «Цесаревиче» и того хуже – двенадцать в кормовой башне и шесть в баковой. Ну да – броненосец палил вчера практически без помех, странно, что вообще в погребах хоть что-то осталось…

Отряд Ухтомского шел параллельным курсом, и можно было без особого труда оценить состояние его броненосцев. «Севастополь» и «Полтава» выглядели вполне прилично, а вот то, что «Петропавловску» вчера пришлось лихо, просто бросалось в глаза. И дифферент на нос весьма ощутимый, и развороченная вторая труба, беззащитно задранные к небу пушки кормовой шестидюймовой башни, «срубленная» почти под корень грот-мачта… Неудивительно, что потери в людях на нем оказались самыми высокими на эскадре.

– Ваше высокопревосходительство! – влетел на мостик лейтенант Развозов. – Телеграмма с «Пересвета».

– Что, – обрадовался Макаров, – жив еще, курилка!

– Не совсем так, – слегка смутился офицер, протягивая адмиралу бумагу. – Вот.

Тааак! «Минная пробоина… Сидим на камнях у самого Эллиота… Погрузились по клюзы… Возможны атаки японцев… «Грозовой»…

– Какие новости, Степан Осипович? – поинтересовался Молас, только что зашедший на мостик.

– Здравствуйте, Михаил Павлович, – протянул руку командующий своему начальнику штаба. – В этой телеграмме есть две: плохая и хорошая. С какой начать?

«Блин! – подумал про себя Степан. – Это уже вообще из области анекдотов. Докатился…»

– Предпочитаю узнать сначала плохую. Исходя из того, что я вижу на плаву практически всю нашу эскадру, новость не самая неприятная.

– Именно. Вы почти угадали со своим «практически». «Пересвет» можно считать погибшим.

– Что значит «можно считать»? – напрягся Молас.

– А вот это и есть хорошая новость: сидит на камнях у Эллиотов с минной пробоиной. Но долго не просидит – первый же свежий ветер, думаю, его и с мели стащит, и утопит.

– «Аскольд» передает: дымы с кормовых румбов, – вмешался голос сигнальщика в беседу адмиралов.

– Думаете – японцы? – тут же спросил командующего Молас.

– Больше некому. Сколько до Чемульпо, Эдуард Николаевич?

– Около двадцати миль, – немедленно отозвался Щенснович.

– Спасибо!

Степан внутренне напрягся – вот он, «последний и решительный».

– «Аскольду» – произвести разведку. В бой не вступать, – начал чеканить слова Макаров. – Эскадре: «Приготовиться к повороту на шестнадцать румбов влево. Второму броненосному отряду вступить в кильватер Первому». «Крейсерам следовать к «Аскольду».

* * *

– «Аскольд», «Баян», «Богатырь», – докладывал сигнальщик. – За ними еще дымы.

– Ясно. – Того даже не тронул бинокль. – Здесь все. Передайте на «Сума» и «Акаси»: «Развернуться и следовать в Цинампо». Остальным перестроиться в кильватер: «Асахи», «Адзума», «Чиода», «Нийтака», «Идзуми», «Яейама». Генеральный курс прежний.

Русские крейсера благоразумно не стали идти на сближение с последним из оставшихся в строю японских броненосцев – отвернули. Отвернули, открывая дорогу своим «большим братьям» – шести броненосцам артурской эскадры, которые весьма решительно направлялись в сторону противника.

Того совершенно ясно понимал, что это конец, но оставался шанс превратить полный разгром в «поражение по очкам».

– Передать на «Асахи»: «Держать курс так, чтобы выйти на дистанцию в пятнадцать кабельтовых».

* * *

– Вы посмотрите только – какой отважный у нас противник, – улыбнулся Макаров, глядя на маневр Того. – Он просто собирается разыграть из себя Тегетгофа. Но здесь ему не Лисса.

– Не понял, Степан Осипович. Думаете, японцы пойдут на таран?

– А вы считаете, что у Того есть другой выход? К тому же по заполненности своих погребов он вполне может судить и о количестве снарядов у нас. И если мы клюнем на его провокацию, и начнем палить главным калибром сразу, то его бронепалубные недомерки вполне смогут дотянуться до наших бортов своими форштевнями.

– Понимаю…

– Вот именно. Эдуард Николаевич!