«Фонд» для России. Что было, что будет

Д.С.: Если говорить о воплощении моих надежд для России, то я не могу утверждать, что добился успеха, потому что Россия сегодня очень далека от открытого общества, а сейчас она движется в направлении закрытого общества и репрессий. Однако я занимаюсь политической благотворительностью и называю эту деятельность так, потому что это особая форма благотворительности. Я измеряю успех иначе, чем когда я выступаю как инвестор. Как инвестора меня интересует прибыль, успех. Но как человек, занимающийся политической благотворительностью, я защищаю определенные принципы. Я считаю, что бороться за эти принципы важно независимо от того, победишь ты или нет. На самом деле, чтобы победить приходится бороться и за безнадежное дело. Мой идеал или, скажем так, пример для подражания, помимо Сахарова, которым я глубоко восхищаюсь – это Сергей Ковалев, который провел в тюрьме большую часть своей жизни при советском режиме. Он сказал мне: «Я всю жизнь борюсь за безнадежное дело». Но, поступая так, он стал победителем. Я думаю, именно это необходимо для того, чтобы побеждать в политике. Так что я нисколько не сожалею о своих усилиях в России, я продолжаю восхищаться теми, кто восстает против режима, подавляющего критические голоса.

Ведущий: Но вы поддерживали не только политических активистов и борцов за права человека, но и образовательные инициативы как в России, где вы оказывали помощь не только Российской экономической школе, но и Европейскому университету в Санкт-Петербурге, Шанинской школе, Московской школе политических исследований, так и в других странах, где вы также поддерживали ряд образовательных учреждений. Какова роль образования в борьбе за открытое общество?

Д.С.: Я сохраняю свое убеждение в том, что именно в этом источник надежды на будущее. И я считаю, что сейчас эти учреждения играют очень важную роль в сохранении свободы мысли. Они также могут становиться объектами репрессий, как это было в советские времена. Однако я считаю, что будущее России связано именно с сохранением и развитием этих учреждений. В конечном счете ни один репрессивный режим не может обойтись без образования. Так, один режим добился очень многого в разрушении образования – это правительство Бирмы (Мьянмы). В колониальные времена Бирма обладала лучшим образованием, показывала высочайший интеллектуальный стандарт, и была, кроме того, самой богатой британской колонией, даже богаче Индии. Следствие репрессии Мьянма, как она теперь называется, стала невероятно отсталой страной. Рангунский университет закрыт уже 20 лет, и в стране до сих пор нет учреждений первого высшего образования. И, конечно, продержавшись 50 лет, режим рухнул из-за собственной несостоятельности. И сейчас для этой страны наступило время надежды, потому что сами правители осознали свое банкротство и сейчас начинают приоткрывать занавес. Это произошло не из-за давления извне и не из-за давления снизу: правители сдались сами, потому что они признали свою несостоятельность. Такое возможно, можно вполне эффективно разрушать цивилизацию, но это нельзя делать вечно.

Ведущий: Я думаю, Россия все же не последует примеру Мьянмы.

Д.С.: Надеюсь, что нет. Тем не менее, это актуальный пример, потому что это то, что произойдет, если подавлять образование. Конечно, даже в советское время институты были своего рода убежищем, где людям разрешалось думать – им только не разрешалось учить молодежь. Им нельзя было учить, но им можно было думать, потому что любому режиму необходимо уметь думать.

Ведущий: Но в каком-то смысле Россия сейчас гораздо более открытое общество, чем бывший Советский Союз или нынешняя Мьянма. С повышением благосостояния россиян, появлением возможности ездить за границу, пользоваться интернетом, знакомиться с достижениями современной мировой мысли, не думаете ли вы, что Россию ждет более светлое будущее или что такое будущее наступит быстрее? Правильно ли сравнивать Россию с Советским Союзом?

Д.С.: Возможно, самая большая разница в том, что Советский Союз был закрытой страной, а Россия имеет открытые границы. И это в определенном смысле играет роль предохранительного клапана: люди, которым не нравится происходящее, могут уехать, а также увезти с собой свои деньги. Но тот факт, что люди уезжают и посылают своих детей учиться за рубеж, и что усиливается утечка капитала, говорит о том, что режим делает не то, что нужно России. Это критерий его несостоятельности. И я не думаю, что они могут позволить себе перекрыть этот канал общения сейчас, потому что это действительно предохранительный клапан, и как бы дает людям возможность как-то мириться с режимом, потому что у них есть альтернатива – уехать. Если режим закроет этот клапан, я думаю, что ситуация взорвется. Поэтому хорошо, что страна открыта, но то, что люди едут из страны, что больше людей уезжает, чем возвращается – это мера несостоятельности правительства.