Формула моей любви

Боже! Как же здорово им работалось! Они частенько хохотали, спровоцированные Александром Ивановичем, обладающим великолепным острым чувством юмора и самоиронии. Он был потрясающий, виртуозный рассказчик, и Клавдия порой, слушая, как он вспоминает какой-то красочный эпизод своей биографии, забывала все напрочь – и писать, и делать отметки и, чуть ли не открыв рот, зачаровывалась, буквально погружаясь в его рассказ.

А иногда работала автоматически, стараясь не выпасть из самого рассказа, и генерал, бывало, подшучивая над ней, произносил какую-нибудь известную цитату, приписав ее своему авторству.

– Ой, – терялась тут же Клавдия, – Александр Иванович…

– А ты внимательней, внимательней, – смеялся он, – я ж не Ираклий Андронников, чтобы слушать меня как чтеца сценического.

– Да, – кивала Клавдия и уверяла с твердой убежденностью: – Вы не Андронников, вы лучше. Но про цитату…

И он с самым серьезным лицом растолковывал барышне:

– А ты разве не знала, Клавдия, что яркая, хорошая шутка не стареет, а меняет автора? Причем всегда. И в этом нет ничего такого…

– Ну-у-у, – смущалась Клавдия, мучаясь, как же объяснить, что не может внести чужую цитату в текст от его лица…

И генерал, глядя, как та отводит глаза и мается стеснением, не выдерживал, запрокидывал голову назад и принимался хохотать от души, ну а Клава, поняв, что он очередной раз «развел ее» за излишнюю восторженность в его адрес и чрезмерное усердие, присоединялась к нему, осознавая, как тут блеяла овцой, и вот они уж вдвоем хохотали до слез.

Так и работали: Клавдия пишет, пишет, генерал диктует, диктует, вроде все в работе, и неожиданно в какой-то момент она обнаруживает, что они разговаривают уже о ее делах и жизни:

– Что, не дается тебе переубедить твоего Марка? – спрашивал Александр Иванович, по-отечески сочувствуя ей.

– Как говорят китайцы, – вздыхала Клавдия, – «сложно пожать руку, сжатую в кулак».

– Да уж, это верно, – соглашался он и вздыхал, сопереживая: – Как известно, тайная любовь всегда сильнее явной, что ни говори. Если, это, конечно любовь, а не желание владеть человеком.

– Марком невозможно владеть, он уже захвачен своим талантом, с ним можно только идти рядом, и если повезет, то взявшись за руки, – грустно усмехалась Клавдия.

– А на других кавалеров ты не пыталась обратить свое внимание? Ты же у нас вон какая замечательная девушка? – улыбался Александр Иванович своей особой мудрой улыбкой.

– Отчего же, очень даже пыталась, только… – разводила она руками жестом смиренного бессилия.

– Я понял, – кивал Александр Иванович, – как говорил Черчилль: «Мне много не надо, достаточно самого лучшего».

– Как-то так, – вновь вздыхала Клавдия и признавалась: – Нет, я пробую, не зацикливаюсь на Марке, встречаюсь иногда с интересными парнями и даже романы завожу, только все это ерунда на самом деле. Нет, я нисколько не страдаю, да и «рай и счастье» только с ним мне не «блазнится». Просто Марк, это Марк, трудный ужасно, заумный педант и полный пофигист в одном комплекте, такта ноль, привирать и держать в голове, о чем соврал, ему лень и напряжно, засоряет разум, как он говорит, поэтому он прямым текстом говорит правду, а умение выстраивать какие-то личные отношения – это вообще история про другого – не про него.

– Но ты его любишь, – понимающе улыбался ей Александр Иванович.

– Да, – легко призналась Клавдия. – Как говорится, незаменимых нет, есть неповторимые. А у меня такой вот неповторимый «драгоценный мой, единственный друг». – И вздохнула. – Так и тянется эта история.

– Ничего, – подбодрил ее Александр Иванович, обнял и пошептал на ухо: – Ведь, как известно, чем темнее ночь – тем ярче звезды. Все у вас с твоим Марком переменится, вот увидишь.

Наверняка, что-то да изменится, только вопрос как?

Может, так переменится, что и ну его, это изменение.

Но рано или поздно любое дело неизбежно заканчивается, так и их сотрудничество с Александром Ивановичем подошло к концу. И Клаве казалось, что несправедливо быстро, настолько ее увлекло это дело.

И, процитировав надпись из американского салуна времен Дикого Запада: «Не стреляйте в пианиста, он играет, как умеет!» – Клавдия вручила генералу макет книги.

И ведь получилась! И еще как получилась!!

Настоящий бестселлер, мемуары побили все рейтинги продаж.

Генерала Знаменцева принялись донимать СМИ, записывать интервью за интервью, издательство предложило ему рекламные поездки по крупным городам – одним словом, книга имела настоящий успех.

А вскоре к Клавдии обратились руководители того самого известного ведомства через бывшего куратора Василия с предложением поработать в столь же тесном сотрудничестве с еще одним отставным сотрудником их конторы, не менее легендарной личностью. И, встретившись с кандидатом в авторы, пообщавшись и посовещавшись с Александром Ивановичем, Клава согласилась.

Часть седьмая

Вновь мемуары получились необычайно захватывающими и имели не менее громкий успех. Начальство ликовало и напирало на необходимость продолжать работу и показало ей списки желающих оформить подобным образом воспоминания своей красочной жизни.