Как бы то ни было, Вийон уезжает. Стихотворчество в Блуа возобновляется, другие поэты развлекают двор. Другие вписывают свои стихи в альбом герцога Карла, книжицу, которую тот со свойственной ему элегантностью минувших времен закроет, когда настанет минута простых слов прощания:
Карл Орлеанский — а вместе с ним и его поэзия — умрет 4 января 1465 года и не узнает, что в конце века его сын станет королем Франции.
Хорошо ли, плохо ли ему платили, Вийон не из тех, кто умеет приспосабливаться.
«Изгнанный отовсюду», он пошел искать лучшую долю.
Судьба бродяги, увы, чаще приводила его в тюрьму, чем к достатку. Именно в тюрьме и застанем мы снова мэтра Франсуа: на этот раз ему грозила потеря как звания, так и жизни.
Кажется, он был уже в тюрьме, когда 17 июля 1460 года молодая принцесса Мария, дочь Карла Орлеанского и Марии Клевской, торжественно въезжала в Орлеан. Перед ней парадным маршем прошли войска, был дан бал. Заключенные были выпущены на свободу. Вийон принадлежал именно к той категории бродяг, которые по случаю торжественного въезда в город маленькой принцессы были помилованы и вернулись к своим обычным занятиям. Так как он чувствовал себя спасенным от веревки, ему показалось уместным выразить свою благодарность.
Он решает вставить в оправу длинной и путаной похвалы принцессе стихи, созданные не так давно из угодливости. Тремя годами раньше Вийон приветствовал рождение Марии Орлеанской: он обогащает это сочинение балладой, где в каждой строчке проглядывает ученость школяра, а муза явно задыхается. Этот литературный опус — не самое сильное произведение поэта, он увязает в нем. Цитирует Вергилия и псевдо-Катона в одном ряду с псалмами Давида. Карлу Орлеанскому, якобы происходившему по прямой линии от Хлодви-га, внушается, что он новый Цезарь; историческая ошибка тут невольна, а образ по меньшей мере неадекватен. Что же до молодой Марии, которую родители ждали шестнадцать лет, она обозначена как «манна небесная». И каждая строка дышит подобострастием.
Вид виселицы заставил поэта забыть о всякой сдержанности. Льстец и попрошайка, он осмелел, но чувствует себя не в своей тарелке. В этих стихах, взятых из поэмы в честь рождения Марии, он делает ложный шаг, утешая герцогиню, что родилась девочка, — ведь герцог ожидал мальчика, и будущий Людовик XII родится только в 1462 году, — так что вся поэма сводится к резюме: на все воля Божья, а значит, все хорошо!
Лучшая часть поэмы состоит, вне всякого сомнения, из этих стихов, написанных, и это очевидно, перед состязанием; здесь Вийон без всякого кривлянья возносит похвалу Марии Орлеанской, сливая ее образ с традиционными образами Девы Марии. Это смешение не навязчиво, но достигает ушей только тех слушателей, для которых такой словарь обычен. Поэт словно вспоминает молитвы своего детства, и его вдохновение сродни тому, коим проникнута баллада Деве Марии, которая в «Большом завещании» превратится в балладу, посвященную старой матери поэта; похоже, он писал ее для себя в минуту тоски и отчаяния. Прежде мудрствований и пошлостей, прежде чем поэт обнаружил в девочке мудрость тридцатишестилетней женщины, открыв в ней посланницу Иисуса Христа, прежде чем повторил в тяжеловесном рефрене «О добре должно доброе говорить», он описал (и это самая большая его удача, полет вдохновения) слияние образов двух Марий: небесной и земной, — обе спасли его от гибели.